Он опустил меня на кровать, ушел на пару минут в ванную, а вернувшись принялся аккуратно раздевать.
— Костя, прости, но я не… настроена.
— Я знаю. Я тоже.
С себя он стянул одежду гораздо быстрее, буквально в два рывка, подхватил мое безжизненное тельце на руки. Оказывается в ванной набиралась вода, он погрузился в нее вместе со мной, укладывая меня на себя.
Когда мы удобно расположились, а вода почти полностью накрыла наши тела, Костя ногой перекрыл воду.
Мы просто лежали в молчании. Я грелась его теплом и заботой. Когда дыхание полностью пришло в норму, Костя подцепил пальцем мой подбородок. А затем зачерпнул в ладонь воду и начал умывать меня, как ребенка. Мне стало так смешно, но безумно приятно. Глупо улыбаясь, я не сопротивлялась.
— Ну, — вытерев тыльной стороной ладони мое лицо, — готова говорить? — Хорошее настроение тут же испарилось. Не знаю в чем проблема. Сложно обнажать душу. Если быть совсем откровенной, то наверное я боюсь столкнуться с непониманием и осуждением или еще хуже обесцениванием внутренних переживаний. — Ты и сама знаешь, что у меня туго с пониманием эмоций. Мне не все равно, Рита. Просто мне сложнее… Я обещал тебе, тогда на свадьбе, что мы будем счастливы. Так помоги мне.
— Я ее ненавижу, — слова вырвались сами из моих уст. Я испугалась и в то же время сама начала стыдиться собственных чувств. Вслух это звучит еще хуже. — Не все время. Только после ее смерти я поняла, как мне было тяжело и обидно. Оказывается, пока она была жива, я глушила в себе обиды, игнорировала их, надеясь на лучшее. Радуясь тем недолгим перерывам, когда мама вновь становилась собой. Несознательно я блокировала все негативные эмоции. И сейчас вместо того, чтобы горевать я вновь и вновь прокручиваю в голове весь тот ужас, через который я прошла по ее вине. Я все время злюсь, и в то же время стыжусь себя. Я считала, что люблю ее безусловной любовью. Ни за что, просто за то, что она моя мама. А сейчас я осознала, что просто моя маленькая внутренняя девочка, недополучившая любви, надеялась вернуть маму ради себя самой. Я мечтала о ее трезвости исключительно ради себя, а не ради нее. И теперь, когда вместе с ней я лишилась той надежды, меня переполняют все эти отвратительные чувства и ощущения. Я ужасный человек и дочь.
Костя внимательно слушал мои сбивчивые объяснения, на его лице, как всегда не было ни одной эмоции.
— Рита, ты необыкновенная дочь и человек. Тебе не за что себя бичевать. Все твои эмоции имеют право на существование. Я мало, что в этом понимаю, но точно знаю, что вы обе любили друг друга той самой безусловной любовью. Просто она оказалась слабее тебя, в ней не было того стержня, что есть в тебе. Ты сильная девочка.
Он говорил серьезно и кажется искренне, но я все равно недоверчиво хмыкнула.
— Это я-то сильная?
— Ты была рядом с ней, боролась за двоих. Сам факт того, что ты не отказалась от нее — говорит о многом. Ты слишком строга к себе. Прими свои чувства, слишком долго ты держала их под замком. Думаю тогда тебе будет проще их пережить и отпустить.
Его слова меня удивили и в то же время, словно смахнули с моих плеч тяжелый, невидимый груз.
— Что еще тебя терзает?
— Думаю это все, — опустила голову ему на грудь, не в силах врать, глядя ему в глаза.
— Рита, — с нажимом произносит он. Боже, эта эмоциональная глыба льда врет, когда говорит, что не может считывать эмоции. Все он может. Видит меня на сквозь. — Ответь на мой вопрос, честно. Уж, что-что, а ложь я чую с закрытыми глазами. — он принимает сидячее положение, расплескивая воду из ванны, обхватывает руками мое лицо, не давая увернуться от требовательного взгляда. — Ты винишь меня в смерти мамы? Если так, то…
— Господи, нет! Что ты такое говоришь! — выдыхаю удивленно. — После всего, что ты сделал? Я бы никогда!
— Я понимаю, как со мной сложно, но меня не переделать и все же… ты даже запиралась в спальне от меня. Если ты боишься предъявить мне претензии по поводу моего промаха с охраной в центре, то напрасно.
Удушливый ком вновь подкатил к горлу. Не уверена, что могу быть настолько откровенной. Я и так раздавлена, и сейчас могу рассыпаться от любого его неосторожного слова и взгляда.
— Рита! Я жду.
С другой стороны, кажется, что чувствовать себя хуже, чем все эти дни вряд ли возможно.
— Мама очень любила папу, а он ее… и я много думала последние дни об этом. Считаю, что это ее и погубило. Я… решила, что не хочу никого любить также. А рядом с тобой… — мои губы начинают дрожать, кусаю их изнутри, — не получается оставаться равнодушной. Я боюсь, что растворюсь в тебе, я уже была близка к этому. Вдруг, когда наш брак закончится — меня не станет? Не буквально, конечно. Поэтому я не хотела разделять с тобой свою боль и находить в тебе утешение. Я не хочу… не хотела сближаться.
Лицо Кости каменеет, вена на лбу пульсирует, желваки на скулах ходят ходуном. Он прикрывает глаза, делая при этом глубокий вдох.
— Глупенькая моя, — шепчет, и нежно целует в губы.
35
Рита
Костя был прав. Я сама заковала себя в кандалы «хорошей дочери». Не сразу, но мне удалось принять факт того, что моя обида на маму не делает меня плохим человеком. Словно отворив наглухо закрытую дверь я выпустила наружу все негативные эмоции, перестав стыдиться их. Удивительным образом это привело меня к освобождению, пониманию и искреннему прощению. И только вслед за этим на меня обрушилась настоящая скорбь по ней.
Мама меня любила. Теперь в этом сомнений нет. Она не виновата, что не справилась. Вновь и вновь прокручивая голове события прошлого я поняла, что множество обстоятельств, совпадений и случайностей подвели нас к этому финалу. Я не вовсе не ищу ей оправданий, просто пытаюсь ее понять.
Конечно, волшебного исцеления души не произошло, но справиться со всем этим мне помог Костя. На протяжении нескольких недель он каждый вечер проводит со мной. Совместное принятие ванны стало традицией. Я много говорю о маме. Он сам на этом настаивает. Поэтому делюсь теплыми воспоминаниями. Таким образом мне удалось стереть все плохое, заполнив душу и сердце светом, которая возродила мою любовь к ней.
Костя не отпускает меня к себе в спальню, более того часть моих вещей перекочевала в его гардеробную. Самое удивительное для меня то, что он ни разу не пытался заняться со мной сексом. Перед сном он целомудренно целует меня в губы, позволяет мне прижиматься к нему, иногда даже сам опутывает своими руками, без какого-либо намека на похоть и мы… просто спим.
Это радует и пугает. Держать дистанцию даже с холодным Вересовым то еще испытание, а когда он такой теплый, заботливый — это сущий кошмар. Никаких эротических мыслей, только желание быть рядом, впитывать его скупую, и в то же время поглощающую ласку.
Достаточно почувствовать мягкое поглаживание волос, спины и в душе разливается ощущение спокойствия, безмятежности и безопасности. Происходит именно то, чего я боялась. Я медленно тону в нем. Не умею я жить полумерами. Я чертова фаталистка. В этом мы с мамой похожи.
Эти ночи пробудили во мне жадность и эгоизм. Я же знаю, какие серьезные у него проблемы со сном. Пару раз я просыпалась среди ночи и затылком чувствовала, что он не спит. Было бы правильнее уходить к себе, дать ему возможность нормально высыпаться, но я глушила голос совести, позволяя себе эгоистично пользоваться моментом.
На новой работе тоже дела идут замечательно. Там я не жена начальника, а одна из множества новичков принятых на работу, к тому же со мной теперь работает Мила.
Говорят любят не за что-то, а вопреки всему. Но я бы поспорила с этим утверждением. День ото дня моя любовь к Косте крепнет. Я вижу, как Вересову тяжело, он буквально наступает себе на горло идя мне на встречу. Во многом.
Просыпаться по утрам стало легче. Теперь мне не приходится каждое утро бороться со своими душевными терзаниями, они оставили меня в покое. Вот и сейчас открыв глаза с удовольствием потягиваюсь, с улыбкой на лице. Кости уже нет рядом, он как обычно встает в шесть утра и около часа занимается в тренажерном зале.