Вдруг послышался шум удалявшегося автомобиля.
— Это он, — сказал Питер и после некоторого раздумья добавил: — Я сейчас спущусь по лестнице из окна вашей комнаты.
Взяв карманный фонарик, он стал спускаться по лестнице. Джейн выглянула из окна.
— На земле свежие следы, — сказал Питер, освещая газон.
Джейн казалось совершенно загадочным то необычайное спокойствие, которое он проявлял во время этого таинственного приключения. Больше того, временами ей даже казалось, что он как бы ожидал этого происшествия.
Прошло несколько минут, и Питер тем же путем вернулся в комнату. Джейн последовала за ним в гостиную. Как бы читая ее мысли, он сказал ей:
— Вероятно, вам кажется странным, что я так спокойно отнесся к этому происшествию. В действительности я только теперь понял, что произошло. Поверьте, я искренне жалею, что не бросился вслед за этим негодяем и не сломал ему шею. Вы не заметили, не исчезло ли у вас что–нибудь из ценных вещей? — спросил он после некоторого молчания.
Джейн покачала головой: мысль, что это мог быть грабитель, даже не приходила ей в голову.
— Я оставила все кольца и браслеты на туалетном столике, и ни одна вещь не исчезла, — ответила она. — Если бы это был грабитель…
Она была уверена, что это не мог быть грабитель, и потому даже не окончила начатой фразы.
Джейн очень хотелось подробнее узнать о таинственной даме, которая так часто навещала ее мужа. Она спросила его о ней, но тут же пожалела о своей опрометчивости: Питер долго молчал, как бы обдумывая свой ответ.
— Да, эта дама часто бывает у меня, — сказал он, наконец. — И, как я уже говорил Руперу, она — бывшая кухарка. Ее фамилия Энтерсон — шведского происхождения…
Когда солнце уже взошло высоко, осветив весь сад и парк, Джейн почувствовала ужасную усталость от бессонной ночи и решила поспать.
Проснулась она от звука гонга, звавшего к завтраку. Выглянув в окно, Джейн снова увидела Питера, разгуливающего по лужайке под ее окнами в обществе Бурка.
— Я ведь говорил, чтобы не звонили в этот гонг! — возмутился Питер. — И чтобы не будили вас…
— Вы снова вызвали сюда господина Бурка? — с удивлением спросила Джейн.
Питер объяснил ей, что он, действительно, просил сыщика приехать и выяснить некоторые подробности о таинственном ночном посетителе. У Бурка не было никаких сомнений в том, что этот посетитель — тот же человек, следы которого обнаружены в саду накануне утром.
— Кстати, — добавил он, — я пригласил Дональда Уэллса, и надеюсь, что вы ничего не будете иметь против этого. Мне нужно повидать его, а я не хотел уезжать один и оставлять вас здесь.
— Разве вы больны?
— Конечно, нет, — рассмеялся он.
— А… Марджори тоже приедет с ним? — спросила она после некоторого молчания.
Питер покачал головой.
— Нет, — коротко ответил он.
— Но почему же вы пригласили его приехать, если чувствуете себя вполне здоровым? — настаивала Джейн.
Питер ничего не сказал.
После завтрака он читал и писал письма в библиотеке, а Джейн попыталась поговорить со старым садовником. Но он оказался чрезвычайно несловоохотливым, и Джейн скоро вернулась в дом. Ее приводило в отчаяние то, что до вечера оставалось еще много времени.
Когда она вошла в библиотеку, Питер неспешно спрятал книгу, которую читал.
— Сколько нам предстоит еще прожить в Лонгфорд–Маноре? — спросила Джейн. — Здесь невероятно скучно и тоскливо.
Питер добродушно улыбнулся.
— Представьте себе, я как раз думал о том же самом — воскликнул он. — И, не посоветовавшись с вами, заказал комнаты в Риц–Чарльтоне. По крайней мере, там мы можем проводить вечера в театре.
— Только отец не должен ничего знать, — заметила она. — Так когда же мы уезжаем отсюда?
Питер сказал ей, что им могут дать те комнаты, которые ему нравились, только через два дня.
— А что вы читали, когда я вошла? — спросила Джейн после некоторого молчания.
Питер вынул из ящика и показал ей французскую книгу о гравюрах.
Джейн вспомнила, что у него была страсть к гравюрам.
— Ведь мы с вами, быть может, никогда бы не познакомились, если бы не встретились на выставке гравюр на Бонд–стрит… — помните? — спросил он.
— Бедный папа! Как он горевал, когда потерял ваши гравюры! — воскликнула она.
Питер действительно одолжил своему будущему тестю несколько гравюр очень тонкой работы, величиной не больше открытки, которые тот где–то забыл или потерял.
— Да, какая жалость, — согласился с ней Питер. — Наверное, мне никогда уже больше не удастся так хорошо нарисовать что–либо.