Дело все в судьях, в диаметральной противоположности их задач. Ленинградские судьи намерены выявить правду до конца, они считают это своим гражданским долгом, а берлинские, напротив, стараются упрятать ее в мутной пене злобной антисоветчины, в хитростях и выкрутасах юриспруденции.
Процесс в Ленинграде начался за день до берлинского. На открытие его Сергей Цаплин попасть не сумел, помешали срочные задания. В зал суда, битком набитый народом, пришел к концу перекрестного допроса Альберта Христиановича Шиллера.
Серый Волк и на судебном заседании остался верным излюбленной своей тактике. Петлял, как умел, всячески увиливал от разящих прямых вопросов прокурора или пытался встать в позу благородного рыцаря монархической идеи, который, дескать, связан офицерской клятвой и выдавать секреты не имеет права. Это уж и вовсе было смешно, потому что через минуту-другую «рыцаря» публично уличали во вранье, в вопиющей непоследовательности.
Очередной такой эпизодик, вызвав веселое оживление всех присутствующих, разыгрался на глазах Сергея Цаплина. Прокурор уточнял характер взаимоотношений между генералом Глазенапом и Уинстоном Черчиллем, несомненно посвященным в тайны шайки фальшивомонетчиков.
— Я просил бы позволить мне воздержаться от ответа на этот вопрос...
— Почему?
— Я не имею возможности касаться этой темы, — привычно заюлил Серый Волк. — Я давал честное слово офицера...
— Опять, значит, клятва? — понимающе усмехнулся прокурор. — Прошу в таком случае огласить собственноручные показания обвиняемого Шиллера, которые им были даны в ходе предварительного следствия. Том второй, страница двести одиннадцатая...
Сергей Цаплин показания эти знал наизусть. Пока председательствующий, надев очки, искал нужную страницу, он с любопытством приглядывался к обитателям скамьи подсудимых.
Жалкое зрелище представляли его старые знакомцы, на разоблачение которых потрачено столько сил и энергии. Даже на людей непохожи, хорьки какие-то злобные. Будут, конечно, лгать, как лжет сейчас Серый Волк, будут изворачиваться и любыми способами преуменьшать свою ответственность, но от возмездия им не уйти, — улики собраны бесспорные.
— Странная, однако, у вас клятва, — насмешливо резюмировал прокурор, когда чтение закончилось. — У следователя вы ее запросто нарушаете, на суде между тем рядитесь в тогу верного офицерскому слову. Когда же вы правдивы, Шиллер?
— Не знаю... Затрудняюсь ответить на этот вопрос...
— В собственноручных показаниях вы писали правду?
— Да, правду.
— А на суде не хотели бы повторять ее во всеуслышание? На суде вам хочется выглядеть верным офицерской клятве?
— Да, это так.
— Стало быть, и капитал желаете приобрести, и невинность соблюсти? Я правильно вас понимаю, Шиллер? Или я ошибаюсь?
Серый Волк отмалчивался, в публике раздавались громкие смешки. Прокурор тоже улыбнулся и заявил, что вопросов к подсудимому пока не имеет.
В перерыве Сергея Цаплина окликнул Филипп Изотович Окунев, называвший его по-прежнему товарищем Морозовым.
За год, минувший после их знакомства, староладожский отсекр совсем не изменился, только повеселее стал, поразговорчивей. С удовольствием сообщил, что злополучный выговор начальство отменило, признав наложенным по ошибке, и даже раскошелилось на денежную премию.
— Знаю, — рассеянно сказал Сергей Цаплин, думая совсем о другом. Сказал, и тут же понял, что вряд ли следовало говорить.
— А откуда ты знаешь, браток? — вцепился в него Филипп Изотович. — Тебе что, по осоавиахимовской линии сообщили?
— Слышал от кого-то из товарищей, теперь уж не припомню...
— Не твоя ли это работка, дорогой товарищ Морозов? То-то я соображаю про себя, с чего бы нашему почтовому начальству быть настолько сознательным...
— При чем тут я, Филипп Изотович? Отменили и правильно сделали, головотяпские приказы надо отменять...
— Ну ни при чем — и ладно, тебе виднее. А как твое мнение насчет жуликов этих? Нашего-то церковного служку видел? Достукался, сукин сын, доловчился. Жалко, дочки здесь нет, полюбовалась бы на него...
Поговорили они минут пять и разошлись. Сергею Цаплину надо было спешить на Гороховую, новые заботы и новые задания торопили его, не оставляя времени на посещение судебных заседаний. Да и нужды не было заново выслушивать вранье изобличенных врагов. Разберутся во всем судьи, воздадут каждому по заслугам: это ведь не Берлин, это Ленинград.
В Берлине было мерзопакостно.