— Я в курсе дела, — подтвердил комбриг Зуев. — Между прочим, недавно беседовали об этом, обменивались мнениями. Назарий Александрович трагедии из своего увольнения не строит. Рассуждения у него здравые и по-своему убедительные: в мирное, мол, время комбаты из дворянского сословия являются излишней роскошью для армии. Пора, мол, рабоче-крестьянской власти выращивать собственные командные кадры, созрели для этого все необходимые условия...
Назарий Александрович Муравьев и впрямь был личностью примечательной во многих отношениях. Блестящий гвардейский офицер, командир роты Преображенского полка, он осенью 1918 года волею судеб оказался в рядах молодой Красной Армии. Службу нес исправно, из рядовых красноармейцев-обозников выдвинулся в командиры стрелкового батальона, принимал участие в разгроме Юденича под стенами Петрограда.
Свое неожиданное и не совсем справедливое увольнение в запас Назарий Александрович воспринял по-мужски, без истерики. Получил выходное пособие по демобилизации, зарегистрировался, как положено, на Бирже труда и спустя месяц начал работать инструктором допризывной подготовки в трудовой семилетней школе на Выборгской стороне.
— Мы могли бы возбудить ходатайство о вашем возвращении на строевую службу, — сказал Петр Адамович под конец их длительной беседы. Сказал и тут же сообразил, что не следовало говорить этих слов.
— Благодарствую, товарищ Карусь, — вежливо отказался Назарий Александрович. — С малых лет приучали меня обходиться главным образом собственными силами, так что нет теперь резона переучиваться. Да и должностью своей весьма доволен. Увлекательная, знаете ли, работенка, с молодежью. От нее и сам как-то молодеешь...
Съездить в Германию Назарий Александрович взялся без малейших колебаний. Сказал, что не пробовал сроду быть разведчиком, но понимает всю необходимость такой поездки. Еще сказал, что давно ощущает чудовищную глубину пропасти, в которую скатилась белая эмиграция.
И, спасибо ему, труднейшую свою миссию выполнил находчиво, не дрогнул перед трудными испытаниями в Висбадене. Хладнокровно вел себя, с должной выдержкой, не грех поучиться у него многим товарищам.
Мессинг был прав, опасаясь, что известие об аресте на советской земле Бориса Савинкова должно насторожить главарей белогвардейщины. Могло оно и вообще свести к нулю все достигнутые результаты. Больно уж близкими по срокам оказались оба эти события: не успел уехать домой Назарий Александрович, как грянул гром среди ясного неба и всколыхнулось вонючее эмигрантское болото, оплакивая попавшего в беду «великого террориста».
Но обедня стоила свеч. Достаточно было почитать собственноручные показания Бориса Викторовича Савинкова, и сразу становилось ясным, что лагерю контрреволюции нанесен сокрушительный удар. А Кутепов, если ему желательно, пусть затевает новую перепроверку, это его право.
В душе Карусь исключал неудачу. Не говорил об этом даже близким своим товарищам, но про себя крепко надеялся на азартный характер генерала. Скажется он, обязательно должен сказаться. Провал Савинкова, разумеется, удвоит подозрения Кутепова. Тем не менее игру он ведет свою, вполне самостоятельную. «Великий террорист» в его глазах всего лишь ловкий конкурент, сломал себе шею — туда ему и дорога. К тому же и политическая обстановка в эмиграции заставляет искать эффективных «встрясок».
Опять надо было запастись терпеньем.
Ничего другого изобрести нельзя, поскольку сделано все необходимое и инициатива на какое-то время перешла к твоему противнику. Сиди и, как говорят, не рыпайся, жди своего часа. Для очистки совести можешь проверить готовность всех участников комбинации. Это не важно, что в каждом ты полностью уверен, все равно проверь. Поразмысли также о коварных сюрпризах и неожиданностях, которые частенько сбивают с толку и которые надо оборачивать в свою пользу. А главным образом, сиди и дожидайся. Таковы правила игры.
Кутепов впрочем не собирался ждать.
Через две недели после возвращения Назария Александровича из Висбадена пожаловал в Ленинград генеральский курьер. С шифрованным посланием для Дим-Дима, с тяжелой пачкой отпечатанных на тонкой бумаге листовок и, что предвещало немалые хлопоты, с ненасытной жаждой террористических действий, которая распирала этого офицерика еще сильнее, чем в свое время чернобородого.
Один из участников комбинации, молодой еще чекист, по условиям игры должен был принимать этого курьера на специально подготовленной явочной квартире.