Был еще один неудачный день. В столовую на обед нас водили строем, а в казарму мы возвращались каждый сам по себе. Практически дело сводилось к тренировке в отдании чести, когда поднимаешь кисть правой руки, а кончики пальцев прикладываешь к козырьку.
Однажды после обеда мне удалось благополучно миновать двух унтеров и одного майора. Но тут я засек, что впереди маячит очередной начальник: унтер или фельдфебель? Дабы исключить риск, я уже за пятнадцать, а не за пять шагов перешел на строевой шаг, прижал кончики пальцев к виску, начал поедать начальство глазами, но, черт возьми, передо мной оказался Вилли Бартельс, мой старый приятель!
Я сбросил напряжение, расслабился, но было уже поздно.
— Хо-хо, мне отдает честь сапер Крайес. Вот это да! Чем обязан? — не без иронии прозвучал вопрос Вилли.
— Хотел только посмотреть, как ты отреагируешь, — попытался я отшутиться.
— Ну и как? Доволен?
— Нет, ты отвечаешь на приветствие непрофессионально. Почти не поднимаешь руку.
— Старина, заказывай напитки покрепче, — дружелюбно ответил Вилли, — и тогда будешь отдавать честь даже пожарным кранам. Ставлю бутылку. Согласен?
Со зрением у меня не все в порядке. Это мое слабое место. Вилли узнал об этом, когда мы проходили медицинское обследование.
— Позволю себе представиться, — сказал он тогда. — Вилли Бартельс, двадцати пяти лет, женат, двое детей, электрик…
На очередное воскресенье я попросился в увольнение. Дома был последний раз на пасху, тогда-то обо всем и договорился со своим тренером Тони.
И вот настал воскресный день. Утром, после завтрака, можно было ехать. При этом варианте я мог быть к восьми часам уже дома. Игра начиналась в одиннадцать. Так что на часок успел бы и прикорнуть.
Дома отлично позавтракал. Хорошо было бы получать такой завтрак каждый день в части! Тем временем мать приготовила мне постель.
— Ох, вот это набрался! И шагу не сделать! — Я повалился на кровать.
Проснулся оттого, что кто-то щекотал мне пальцы ног.
— Что за шутки! — возмутился я и поджал ноги. Щекотка не прекратилась.
— Черт возьми, Бонгартц, перестань, а то врежу! — пригрозил я, однако моя угроза не возымела действия.
В бешенстве выпрыгнул я из кровати, готовый наброситься на Бонгартца. Но передо мной стояла Петра.
— Откуда ты? — удивился я.
— Привет. Даже не предполагала, что ты можешь быть таким сердитым. — Петра поцеловала меня в губы.
— Чему только не научишься в армии, — попробовал я отшутиться.
— Надеюсь, научишься и обнимать при свидании свою подружку!
— Ах, прости. Совсем забыл! — Я крепко обнял Петру и поцеловал ее в затылок.
— Чудесно, что ты решил сводить меня на матч.
— Дело долга — тебе предстоит сегодня подбадривать левого среднего Крайеса.
— Команда из Аахена возглавляет таблицу, говоришь?
— Пока. Она ведет с основными соперниками 32:8, 31:9, 30:10. Но теперь соотношение 29:11. Если нашим удастся обыграть аахенцев со счетом 4:0, а «Ренания» на своем поле выиграет, то мы почти победили. Шесть игр сыграно. Есть шанс на чемпионское место.
— Согласна, — промурлыкала Петра. — Представляю, Дерваль со своей скамейки следит за твоей игрой, а через неделю тебя включают в национальную сборную.
— Естественно, — подыграл я ей. — И пусть Штилике упаковывает чемоданы и убирается к чертовой матери.
Я поднял Петру на руки и принялся целовать.
— Настоящие члены национальной сборной должны перед игрой подкрепляться.
— Но не так, — ухмыльнулась Петра. — Для настоящих членов национальной сборной существует абсолютный запрет на любовные игры перед спортивной игрой. Прости, уже половина одиннадцатого. Нам пора.
— Как, уже? — пытался я протестовать, рассовывая по карманам сигареты, зажигалку и прочую мелочь.
На мое счастье, на матче не было Дерваля, ибо двигался я как вареная курица. Естественно: почти никаких тренировок, сокращенный сон, излишне сытная армейская пища.
Час спустя после начала матча тренер снял меня с игры:
— Не пей так много, пока ты в бундесвере. А то совсем перестанешь передвигать ноги. Мне не нужна в центре поля пивная бочка!
Сказать по чести, другие были не лучше меня. Проиграв со счетом 1:5, мы направились в душевые. А потом засели в кабачке «Под мостом», нашем фирменном, где языки развязались.
— Как сыграла «Ренания»?
— Выиграла, — трагическим голосом оповестил Тони. — Все решил одиннадцатиметровый на последней минуте.
— Проклятие! А как с таблицей?
— Мы скатились на пятое место, — проинформировал Тони. — Отстали на пять очков от аахенцев. О первом месте нечего и думать.
— Главное, нам не придется пить за первенство, — пробурчал вратарь. — Петер, твое здоровье, недоносок. Из-за тебя наше первое место в сортире. Тони не следовало выпускать тебя на поле. Какие дурацкие пасы ты делал…
— Что? Проиграли из-за меня? Ты что, рехнулся? А кто пропустил пять штук? Я бы их снял одной левой. К тому же я ушел с поля, когда было 2:1.
— Мне кажется, вас перекармливают в бундесвере, — поддержал вратаря Мартин. — «Встать! Шагом — марш!» и прочее — это все пустячки, мелочь. Чем ты займешься после службы? Дискотекой?
— Заткнись! Вскоре и тебя призовут. Сам узнаешь, что это такое. Болтаешь чушь!
— Не нервничай, — попыталась успокоить меня Петра, сидевшая рядом. — Они проиграли, настроение, естественно, кислое. Вот и ищут виноватого…
— Ничего, я еще себя покажу, — выдавил я.
— Уж не собираешься ли ты стать генералом бундесвера? — с издевкой спросил Эрих.
Вот подлюги! Человек делает все, чтобы помочь команде завоевать первенство, а они еще недовольны. Друзья называется!
— Утру вам носы, дорогие мои, — сказал я. — В нашем роду, роду Крайесов, все мужчины становились офицерами. Мой брат был лейтенантом. Могу спорить, я тоже стану лейтенантом.
— Совсем рехнулся! — отреагировала Петра. — Болтаешь вздор. Я хочу, чтобы у меня был ухажер, а не лейтенант-живодер!
— При чем тут лейтенант-живодер? Что плохого, если мужчина становится офицером? Офицер может приказывать, командовать людьми, имея на то все основания… Алло, старина! Дай-ка мне еще пива!
— Не пей так много, — сказала Петра. — Я надеялась, что у нас с тобой что-нибудь получится. Сейчас только три часа, а ты уже выпил четыре бутылки.
— Ну и что? Настоящий солдат должен быть всегда гладко выбрит и слегка пьян. Но если ты думаешь иначе, я завязываю. Пусть выпьет Тони, у него жажда! — И я подсунул тренеру свою кружку. — Итак, орлы, — сказал я вставая, — запомните: пока что я простой сапер, но это ненадолго. Петра, за мной!
— Битте-дритте — чудный день! — Янзен одним духом осушил кружку. — Такой день рождения мне нравится.
— Особенно, если платишь не ты, — съязвил Вилли.
— Каждому когда-то приходится платить. А если еще к тому же есть подходящая причина, так просто прекрасно! Как считаешь, Петер?
— Согласен. К чему пить без повода? Если бы у Вилли сегодня не был день рождения, можно было бы отпраздновать окончание учений. Три дня на природе!
— Приветствую обоих моих друзей, которые нашли время, чтобы притащиться сюда. Ваше здоровье! — ответил Вилли.
— Предлагаю выпить за наши маленькие костерки у палаток, и чтобы мы еще многие годы варили на них наш утренний кофе! Да здравствуют костры! Пей, Янзен! Вилли, а теперь из сапога![1]
Дело не ограничилось одним сапогом.
— Что, Крайес, — спросил меня дневальный, когда я добрался до своего этажа, — опять небольшой праздник?
— Заткнись. Мне бы сейчас в койку. Кстати, на каком этаже моя комната и когда утренний обход? Черт возьми, мне же еще надо вычистить мусорное ведро.
— Смотри не наделай в это ведро. Я зайду к тебе через четверть часа.
Скажем прямо, мне повезло, что дневальным был Штуфц Мельцер. Этот добряк относился к нам по-отечески. Служить ему оставалось самую малость, на гражданке он уже обеспечил себе место преподавателя автовождения. Будь сегодня дневальным любой другой, не миновать бы мне гауптвахты.