А с чего я вдруг взял, что обязательно надо образовывать свое нынешнее имя от паспортного? Я тут вообще могу тем же Рыцарем Печального Образа назваться — и никому дела не будет. Но было ведь уже подобное, не хочется повторяться. Тем более что раз назвался — с таким именем и останешься, в паспортный стол переменить не сходишь. Что же себе придумать поприличнее? Был бы Борисом, назвался бы Сэр Бор. Нет, что-то у меня настроение не тезоименитствующее. Может, вообще отложить на потом? Ладно, пока надо отвечать на конкретный вопрос.
— Понимаешь ли, сэр Жеральд, я не мог не ехать. И не потому, что мне грозила казнь, совсем не поэтому. Просто я чувствую в себе внутренний долг спасти принцессу. Она ведь оказалась, по сути, первым человеком, с которым я встретился здесь, в вашем ми... королевстве. Если бы я не вышел из леса в том месте, где гуляла принцесса и не заговорил с ней — может быть, дракон бы не унес ее. Нет, конечно, если он за ней давно охотился, то унес бы все равно, рано или поздно, со мной или без меня. Поэтому вины своей в ее похищении я не усматриваю, а вот долг спасти — ощущаю.
— А ты, сэр Юнис? — обратился сэр Жеральд к юноше.
Красноватые отблески костра на лице Юниса не позволяли сделать вывод, что он покраснел от заданного вопроса — все можно было списать на них.
Юнис ответил неожиданно. То есть мы знали, что он поехал именно по этой причине, так что и вопрос был задан для проформы — сэр Жеральд не мог не спросить Юниса после toi;o как спросил меня, но мы не думали, что он признается так сразу.
- Я люблю ее, — сказал он.
Скорее всего, мой ответ заставил его признаться. Видя на себе ревнующие взгляды Юниса, я догадывался, что он считает меня своим соперником, отказывая в этом праве сэру Жеральду. А теперь, услышав, что я не питаю к принцессе никаких чувств, кроме чувства долга, решил сразу же признаться и открыться — чтобы облегчить себе душу. Любовь — это такая вещь, к которой каждый рыцарь относится по-рыцарски. Если он настоящий рыцарь, конечно.
Мы деликатно помолчали несколько секунд.
— А она об этом знает? — осведомился я, чтобы не молчать и продолжить разговор.
Юнис покачал головой.
— Не знаю. Ее все любят. Ее нельзя не любить. Но что я для нее? А вот когда я ее спасу, — глаза его засверкали, — тогда и она полюбит меня!
— А если она полюбит всех троих? — задумчиво почесал затылок сэр Жеральд.
— Но ее-то люблю именно я! — воскликнул Юнис.
— Логика железная, — пробормотал я и обратился к сэру Жеральду: — А ты, доблестный сэр, поведай-ка о своей причине. Мы-то с тобой на эту тему уже говорили, а вот наш спутник не слышал.
— Да что же говорить-то? — развел руками сэр Жеральд. — Это хорошее иключение, добрая схватка: победить дракона — великая честь. А если удастся еще и завладеть его сокровищами... Эй, смотрите-ка!
Призыв сэра Жеральда относился к нашему очагу, обложенному сверкающими камнями. Они во время нашего разговора переливались, отражая и преломляя блики костра, а теперь вдруг засветились каким-то особенным светом.
— Да они горят! — воскликнул сэр Жеральд.
Действительно, камни, до этого момента игравшие всеми цветами радуги, рассеивая свет костра, наконец не выдержали и, раскалившись добела, вспыхнули. Маленькие синенькие язычки пламени заплясали на их поверхности.
— Да это же алмазы! — воскликнул я.
— Что-то ты не то глаголишь, — нахмурился сэр Жеральд, — как могут гореть алмазы?
— Ну, конечно, — я принялся лихорадочно вспоминать школьные уроки физики и химии, — алмаз состоит из чистого углерода и при нагревании горит не хуже угля... даже лучше, потому что не содержит никаких неорганических примесей, и сгорает без остатка, не оставляя золы.
— Да-а, — протянул сэр Жеральд и уставился на Юниса. — Где ты их взял?
— Тут, недалеко, — пролепетал Юнис, — вон за тем камнем... Там много еще.
Он сорвался с места и убежал за камень, охнул, оступившись, долго хрустел обломками скалы и, наконец, явился, держа в руках еще несколько таких же прозрачных алмазов.
Сэр Жеральд жадно схватил один из них, повертел в руках, внимательно осматривая, потом попытался нацарапать на поверхности камня черту своим бриллиантовым перстнем. Разумеется, у него ничего не вышло.