Итак, Дик с детства лелеял голубую мечту владеть фермой Шредеров, считая, что у него больше прав стать ее законным владельцем, и только из-за несправедливости к его матери ферма не досталась ему. Он терпеливо копил деньги на покупку мечты, но Элинор продать отказалась, оттого, по мнению Эйлзы, что ей нравилось обладать тем, на что зарится другой. Повод для убийства? Нет, конечно. И однако…
Что одному кажется пустяком, для другого — огромная важность. Дик вовсе не тюфяк, отдающийся на волю судьбы. На что и обратила мое внимание Эйлза.
Я вытиралась, когда зазвонил телефон. Набросив халатик, я подошла.
— Доктор?
Голос хриплый, слышалось тяжелое дыхание, точно бы обладатель его долго бежал. Я тут же насторожилась: воспоминание о сиплом шепоте неизвестного еще живо сидело в моей памяти. Сознание, каждая клеточка моего существа напряглись в инстинктивной самозащите, я сосредоточилась, готовая вслушиваться, опознавать голос.
— Да?
— Пожалуйста, приезжайте! — попросил звонивший, я изо всех сил старалась уловить знакомые интонации. — На Скалистой дороге несчастье, сорвалась с горы машина, она зацепилась за дерево, едва держится, а в ней парень — как в капкане, зашпиленный приборной доской. Если машина рухнет в реку, он — тоже. Нам никак не освободить его… а он… — голос задохнулся от ужаса, — кричит, визжит. Может хоть морфий сумеете ему вколоть? Ради Бога, доктор! Скорее!
— Минутку, Скалистую дорогу я знаю, но как же я найду место аварии? А «скорую» и буксир вызвали?
Знакомых ноток не узнавалось, и сейчас голос стал звучать нормальнее, говоривший отдышался.
— Конечно же! И «скорую», и полицию, и тягач. Но им добираться из Авроры. Буду вас встречать у обочины.
— Понятно. Хорошо. Еду.
Но, положив трубку, я заколебалась. Глухая дорога, темень, авария, которую можно и проскочить. «Скорая машина». Меня ждут: «Буду встречать вас у обочины».
Вправду — авария? Или… западня?
Быстро сняв трубку, я попросила Страффорда соединить меня со «скорой» в Авроре. Мне тут же ответил мужской голос.
— Это доктор Фримен из Виллоубанка. Вас вызывали сейчас не Скалистую дорогу?
— Да, — удивился он. — Автокатастрофа. Машина уже уехала.
— Спасибо, — и, хлопнув трубку, я поспешно переоделась в рубашку и брюки. Значит, не западня, иначе не стали бы звонить в «скорую».
На всей скорости я погнала свой «остин» по Скалистой дороге. Машина шла отлично, но в потемках на дороге, которую я едва знала, все-таки не разогнаться. Мимолетно я подумала, как шикарно водит Дэнис блестящую свою красную «альфа ромео». Я льстила себя мыслью, что и я — водитель сносный, но вот бы здорово, если б за рулем сейчас сидел он.
Дорога гравиевая, но ровная, и довольно широкая. Она петляла по склону гор, через остатки соснового леса, выжженного пожаром, смертоносным вихрем пронесшимся здесь три года назад. Рабочие из Лесного департамента регулярно насаживали в этой зоне новые деревья, но крутые склоны, сбегавшие к реке, поросли только невысоким естественным кустарником, да кое-где высились деревья, устоявшие перед пожаром, а молодая поросль сосенок поднималась пока что не выше моей головы.
Мили за три от Виллоубанка фары высветили мужчину в хаки и майке: он стоял у двух машин, сигналя мне фонариком. Я увидела следы заноса машины, смятый поломанный кустарник, метивший путь упавшей машины. Съехав к обочине, я тормознула и, захватив медицинскую сумку, быстро выбралась из «остина».
— Благодарение Богу, наконец-то, доктор! — воскликнул встречавший. — Извините, что сумбурно по телефону объяснил. Давайте понесу сумку. Вот сюда, вниз. Осторожнее, путь тут довольно хитрый, да еще темно.
Пока мы спускались, он рассказывал:
— Сейчас парнишка перестал кричать. Тут еще один подъехал, спустился к нему, взглянуть, нельзя ли помочь чем. Его визг просто достал меня. Визжал, будто его режут.
Мы полусползали, полускользили по обрыву, по широкой колее ободранного кустарника, которую оставила за собой свалившаяся машина. В луче фонаря я мельком увидела внизу машину — зацепившуюся под немыслимо сумасшедшим углом за дерево. Сверкающая, красная… сердце мое скакнуло, но тут я разглядела — «фалькон», а не «альфа ромео».
— Водитель один был? — осведомилась я.
Мой спутник кивнул.
— Совсем мальчишка! Разогнался, и его занесло на повороте: молодой, глупый. Я услышал грохот, у дороги живу, неподалеку. Парню защемило приборной доской ногу, и, наверное, здорово раздробило. Машина едва держится — сами увидите, и он знает это. Стоит ей чуть сдвинуться, и она неминуемо кувыркнется в реку, а тут глубоко. Джек вяжет веревку к дереву, но это так, в утешение мальчишке. Веревкой машину не удержать. Эй! Осторожнее! Муравейник!
Хотя провожатый дважды упомянул — машина «на волоске» висит, все-таки от открывшегося зрелища я ахнула.
За дерево машина зацепилась двумя левыми колесами, и дерево опасно кренилось, корни его были наполовину выдраны из земли. Внизу же, под отвесным обрывом, текла река, в свете фонаря казавшаяся так, отсверкивающей тенью, но, несомненно, реальная и грозная.
На мой взгляд — случись порыв ветра — и с сумасшедшего неверного насеста кувыркнется все — машина, дерево и парень. Мне перехватило дыхание. Я остановилась, как споткнулась, не понимая, как же мне добираться до запертого водителя? Лезть в подвешенную на ниточке машину?! Но это же — самоубийство и убийство разом!
У машины на корточках сидел мужчина, крепящий в свете фонарика веревку, до меня долетали его тихие ласковые слова. Говорил он безостановочно. Из машины доносились прерывистые стонущие всхлипы.
— Бобби, я уже завязываю, — уговаривал человек. — Веревка продержит тебя до прибытия тягача. А вот и доктор пришел!
Он обернулся, на лицо ему упал свет, и я узнала Джека Лантри.
— Хэлло, док! — тихо окликнул он, и легкая улыбка скользнула по его лицу. — Давай, скачи обратно на дорогу! — тихо бросил он моему провожатому, — встречай буксир!
— Не уходите! — завизжал полный ужаса голос из машины. Мне захотелось присоединиться к мольбе. Я вдруг обнаружила, что из всех людей на земле, меньше всего мне хочется оставаться наедине с Джеком Лантри. Но я сдержалась: никакой разумной причины выдвинуть я не могла.
— Мы не уходим, — отозвался Лантри.
Сейчас он нисколько не напоминал грубияна с вечеринки. Спокойно смотрел на меня. Интересно, догадался он, что я боюсь его — боюсь оставаться с ним. Если тот хриплый шепот был его — так, конечно, догадался.
— В машину, док, можно влезть, я лазал: пробовал освободить мальчику ноги. Беды не случится. Только двигайтесь поосторожнее и помните — никаких резких движений. Хотя и в прятки играть ни к чему: конечно, шею вы подставляете, в любую секунду дерево может поползти.
Крики парня сменились истерическими рыданиями.
— А хотите, — прибавил Джек, — наполните шприц морфием, объясните мне как и что, я сам залезу, сделаю.
Я покачала головой, быстро облизала губы. Если машина ухнет в воду, я хоть свободна и смогу выбраться: мои ноги не придавлены скрученным металлом.
— Если вы сумели слазать, думаю, смогу и я, — заверила я, хотя вряд ли фраза прозвучала столь небрежно, как задумывалась.
— Мне все равно надо его осмотреть, прежде чем решить, что делать.
Я взглянула на веревку, которую Джек прикрепил к дереву, осветила фонариком до конца — к чему, интересно, привязан второй конец. Знобкий холодок прошиб меня, когда свет добежал туда.
Дерево, за которое зацепилась машина, и то, которое она выдрала, бешено кувыркаясь по обрыву, были единственно толстыми тут. А веревку Джек прикрепил к трем растущим рядком сосенкам-малюткам, жалкий якорь. Вряд ли они даже приостановят машину, если та сорвется и загремит в реку.