Вчера у нас состоялось знаменательное событие, наш корабль, впервые за весь период долгого плавания, причалил к крохотному пирсу, в одном маленьком городке и простоял у него почти до вечера. Кто то скажет: "Стоял и стоял, чего в этом странного?". Но так может заявить лишь человек не знакомый с местными обычаями, а я с ними уже хорошо знаком и могу авторитетно сказать: "Есть в этом своя прелесть". Принято здесь, иногда приводить корабли и всё, что в них находится, в порядок. Разве это не великолепно? Мне посчастливилось в этот день заниматься и тем и другим. Пока первая группа, состоящая из ста двадцати человек, плескалась в реке, отмываясь от накопившейся за долгий поход грязи и попутно стирая, местами подпортившуюся от однообразного сидения на одном месте, одежду, наша компания драила трюм. Потом мы поменялись местами. Нас отпустили купаться, а только что помывшиеся люди скоблили места общего пользования, предназначенные для команды. Вот это я понимаю, праздник так праздник. Когда же на ужин, помимо привычных фиников и воды, всем дали по куску кислой лепёшки, моему восторгу и вовсе не было предела. Мне даже показалось, что я наконец то познал, что такое настоящее счастье. Но я ошибался. Самое настоящее пришло ко мне сегодняшним утром, в тот самый момент, когда наш корабль внезапно тряхнуло и со стороны левого борта до меня долетели солёные брызги, первый предвестник того, что мы добрались до моря. А, что может быть лучше моря, с которым ты знаком с самого детства и которое для тебя всё равно, что небо для лётчика? Верно, ничего. Сейчас я это точно знаю.
Ещё до завтрака весть о том, что мы вышли в открытое море облетела весь трюм, а через пару часов после него, человек, знающий моё имя и способный разговаривать со мной, сообщил конечную точку нашего путешествия.
- Нас везу в Ластор. До него, отсюда, семнадцать дней, если погода не помешает - крикнул он мне радостно, заметив мои взмахи руками.
- А что там, в этом Ласторе? - стараясь перекричать возбудившихся узников, спросил я ставшего приятелем парня, на знакомом нам языке.
- Там огромный рынок. Там нас всех продадут - ответил он и заметив испуг на моём лице добавил: - Не волнуйся, это хорошее место. Туда приезжают только богатые покупатели. Нам повезло.
Дольше поговорить не удалось, один из охранников заметил, что я стою на полу согнутых и тут же бросился в мою сторону. Провоцировать его себе дороже, заметив движение вооружённого амбала, я резко сменил позу, переместившись на, покрывшуюся огромными мозолями, пятую точку. Заняв привычное положение сразу же обратился к соседу, беседовавшему о чём то со своими соплеменниками, сидевшими в паре метров от него.
- Слышь, Калямыч, - толкнув легонько в плечо, обратился я к человеку на смеси русского и его родного языка, - Ластор, что это?
Мужик давно смирился с тем прозвищем, что прилипло к нему с моей лёгкой руки в первый же день нашего с ним знакомства и почти не обижался на него. Но сейчас он отчего то покачал головой и громко сказал:
- Кулист, не Калямыч.
- Да какая разница - не стал я с ним спорить, - Кулист, так Кулист. Ластор, знаешь, где это?
- Лястоор да - на этот раз кивнув, сказал, внезапно ставший предельно серьёзным, мужчина, мешая русские слова со своими, - это хоросё.
- Да я уже и без тебя знаю, что там хорошо. Ты ещё чего нибудь про него расскажи - проговорил я по-русски, сильно нервничая и при этом напрочь позабыв о том, с кем разговариваю.
- Хоросё хоросё - внимательно меня выслушав, закивал головой Калямыч.
- Хоросё, хоросё - передразнивая соседа, сказал я с местным акцентом. - Чё, как попугай затараторил? Тебя русским языком просят, расскажи про него чего нибудь. А ты снова своё хоросё заладил.
Полученная мной информация о Ласторе была противоречивой. Возможно, я чего то перемудрил с переводом, а что то и на придумывал себе относительно этого города, где мне предстоит стать полноправным рабом здешнего мира, но и того, что удалось слепить из разных источников хватило, чтобы задуматься о дальнейшей жизни. В этом поселении никому из нас не удастся обосноваться на долго, почти со сто процентной гарантией. Во всяком случае так сказал говоривший со мной об этом человек. Рабы Ластору давно не нужны, там их столько и такого высокого качества, что на таких балбесов, как мы, да ещё привезённых из далёкого захолустья, развращённые обилием товара местные покупатели и смотреть не станут. Нас, скорее всего, опять же по словам знающего человека, купят землевладельцы или скотоводы, которых в краях, соседствующих с этим городом, как грязи. Климат там очень подходящий для выращивания всего, что здесь произрастает и кормовая база, как я понял, тоже на уровне. Еще мне стало известно, что нас, перед выгрузкой на берег, обязательно освободят от верёвок, причём сделают это за несколько дней до прихода в порт. Товар должен выглядеть, хотя бы внешне, более-менее приемлемо, иначе много на нём не заработаешь - это одна из многочисленных заповедей перевозчиков живого груза. Не знаю, лично мне кажется, что моя голень за пару дней не заживёт, там у меня давно кровавая рана образовалась. И ещё, о каком внешнем виде может идти речь при таком отвратительном питании. Ну ладно я, человек из далека, не полностью растратил свои жировые запасы, а на остальных то без слёз смотреть невозможно, кожа да кости. Хотя я, со стороны, скорее всего, тоже не очень хорошо выгляжу, мышцы, наверняка, потеряли былую привлекательность и грязные волосы на голове, и лице, красоты тоже не придают. Ну, как говорится, за что боролись то и получите. Да и какое мне дело до моего внешнего вида, меня сейчас больше должна волновать скоростная выносливость, а не морда лица. Мне же не жениться надо будет, а ноги делать, но с теми, во что превратились мои, далеко не убежишь. Посиди на жопе целыми днями, стоять нормально разучишься, не то что бегать, а бежать надо по любому и причём сразу же по приезду, пока меня какая нибудь сволочь не купила, и не заковала в кандалы, что по моим понятиям вполне реально.
Получив результат, при сложении двух чисел и доказав себе его абсолютную правильность, незамедлительно приступил к восстановлению былой физической формы. Понятно, что на финиках и воде сильно не разгуляешься, но что то можно и с этими калориями сделать. Руки, плечевой пояс и всё, что находится немного ниже его, дополнительными нагрузками обременять не стал, а вот мышцы, отвечающие за скоростное передвижение по местности, получили от меня целый комплекс упражнений, не требующих вертикального положения тела и большого пространства для их выполнения. Первые три дня занятий сильно опасался, что отвыкшие от больших нагрузок ноги подведут в самый не подходящий момент и я свалюсь за борт судна, во время исполнения краткосрочного утреннего и вечернего ритуала по оправлению естественных надобностей. Но на моё счастье погода на море стояла почти безветренная, гребцы работали чётко и слаженно, и соответственно сильной качки на корабле не ощущалось, так что справился с предложенными занятиями, как и прежде, без последствий для себя, и окружающих. Ну, а по истечении трёх суток, мой организм, как это не раз уже бывало, подключил свои немногочисленные, внутренние резервы и ощущение неимоверной тяжести начало постепенно спадать. Благодаря моему нервному спутнику, будившему меня на протяжении каждой ночи по нескольку раз, я включил в перечень обязательных упражнений приседания на одной и двух ногах, что способствовало не только тренировке определённой группы мышц, но и развивало способность органов зрения различать предметы в кромешной тьме. Дни шли за днями, как то совсем не заметно пробежало полторы недели, полных новых впечатлений и изменивших моё отношение к дальнейшей жизни. Затем прошли ещё несколько суток и наступил долгожданный, давно обещанный день, освобождения. Он совпал с изменениями в погоде, на море разыгрался не менее, чем двух бальный, шторм, но несмотря на это, охрана сразу же после утренней кормёжки приступила к избавлению нас от надоевших, словно тошнотворные финики, соседей, планомерно распутывая узлы на канатах и смазывая образовавшиеся под ними раны, каким то вонючим жиром. Передвижения невольников по трюму и после этого события были ограничены, но чувство вновь обретённой свободы поменяло обстановку в грязном, блохастом и завшивленном пространстве, кардинально. Люди начали улыбаться друг другу, перестали беспрерывно дёргаться и искать устраивавшее остальных членов связки положение, вели разговоры друг с другом без былого напряжения и придирок. Климат в трюме через пару дней образовался такой, что раздавшийся ближе к вечеру очередного дня, с верхней палубы, громкий крик, не сразу нашёл отклик в наших оттаявших сердцах. Но когда его самые ушастые ретранслировали, а затем и перевели на несколько языков, вой внизу стоял такой, будто трюм был наполнен не измученными долгим и тяжёлым плаванием людьми, а российской сборной по футболу, только что узнавшей смехотворный состав своей группы на очередном чемпионате мира.