5. Немотивированная агрессивность[131].
Все эти особенности в полной мере присущи и антинорманизму. Но есть у него и ещё одна поразительная черта — «средневековость» сознания. Она проявляется и в возрождении концепций XV–XVII вв., и в подмене научной аргументации ссылками на предшественников-антинорманистов, и в обращении к народной этимологии как методу, и в отсутствии источниковедческого обоснования исторических конструкций, и в априорном доверии к некоторым (по преимуществу поздним) источникам…
Вступать в дискуссию с «мифотворцами» бессмысленно: невозможно объяснить верующему, что объект его веры — фантом. Он верит и будет продолжать верить, невзирая на все доводы рассудка. Одержимость идеей, особенно если эта идея приносит конъюнктурную выгоду, делает человека глухим к любым рациональным аргументам. Мы говорим на разных языках, поэтому размышления мои обращены не к «мифотворцам», которые способны только разразиться новыми потоками брани, а к тем, кого действительно интересует прошлое нашего Отечества.
Л. Т. Яблонский
Теория этногенеза и её фальсификация в современной России
Пара… [< греч. Рага — возле, при]
Говоря о фальсификации археологических данных, которые используются для построения националистических концепций, мы чаще всего обращаемся к «трудам» разного рода дилетантов — мало образованных в исторической науке людей или вовсе не имеющих соответствующего образования. Однако так ли благополучно обстоят дела в современных разработках этноисторических конструкций у дипломированных специалистов, работающих в сфере высшего образования и академической науки?
Традиция этногенетических исследований в России восходит к знаменитой «анучинской триаде» — триединству гуманитарных наук в составе антропологии, этнографии и археологии. В этом случае археологические данные справедливо рассматриваются в качестве исторического источника. Более того, именно они чаще всего служат сегодня для попыток доказательства древности того или иного народа на какой-либо территории. При этом подразумевается преимущественное право этого народа на данную территорию или «реконструкция» используется в дальнейшем для доказательств такого права уже другими «авторами». По словам В. П. Алексеева, «под этногенезом понимается вся та совокупность исторических явлений и процессов (курсив мой. — Л. Я.), которые имеют место в ходе формирования того или иного народа и приводят к окончательному сложению его этнического лица»[132]. Из этого определения становится понятно, что изучение этногенеза должно непременно проводиться на междисциплинарном уровне.
Сегодня, однако, мы становимся свидетелями масштабных этногенетических построений, основанных на использовании только археологических данных, к тому же недостаточно выверенных[133].
Но и в случае действительно междисциплинарных реконструкций весомость и объективность выводов, сделанных в этногенетическом исследовании, не всегда остаются достаточно надёжными в силу природы источника и недостаточной подчас разработанности методологической и методической базы его изучения даже группами профессионалов.
Что уж говорить об околонаучных («паранаучных») изысканиях всякого рода любителей реконструировать древность своего народа на занимаемой им сегодня территории чуть ли не от эпохи каменного века. Для таких реконструкций характерны: вольная трактовка достаточно схематичных изображений эпохи палеолита; ещё более вольное априорное сопоставление этих изображений с отдельными эпизодами из слабо документированных мифолого-эпических сюжетов; механическое нагромождение названий разновременных археологических культур без строгой вещеведческой разработки и научной оценки их реальной культурно-генетической связи, перемешанное со ссылками на отрывочные (вне общего контекста) сведения из плохо понятых автором и, как правило, недостаточно репрезентативных палеоантропологических источников[134].
С той же степенью достоверности археологами создаются реконструкции в области исторической лингвистики, которые выдаются за научные[135]. В результате такой реконструкции был прослежен этногенез башкир в Приуралье «от верхнего палеолита до этнографической современности»[136]. Но на этот раз опасная «этногенетическая концепция» публикуется не на Кавказе, а в самом сердце России, в Уральском регионе, где проблема межнациональных отношений стоит достаточно остро, а любое неловкое движение в сфере межэтнических взаимоотношений грозит весьма тяжёлыми последствиями для нашей страны.
131
Агрессивность «мифотворцев» поистине поразительна: такое впечатление, что о формах академической полемики большинство из них даже не слышали и площадная брань (с лёгким оттенком доносительства) — привычный для них способ общения.
133
Критику см.: Шнирельман В. А. Интеллектуальные лабиринты: очерки идеологий в современной России. М., 2004.
134
Не будучи, естественно, специалистом в области антропологии, автор реконструкции не способен оценить степень достоверности вывода антрополога и выдёргивает из общего контекста антропологического исследования угодные ему, но не всегда достаточно весомые соображения.
135
Точно так же археолог не в состоянии объективно оценить паралингвистические конструкции такого типа: река Урал > Яик > Даик > дай > дахи (т. е. племена скифской эпохи, упомянутые у древних авторов) > башкиры. На самом деле речь в данном случае идёт о бессмысленной с научной точки зрения перестановке и замене букв с сомнительной целью ещё раз доказать древность башкир на Урале, а заодно и их историческую связь с героическими и могущественными скифами (чего, конечно же, не наблюдается у других современных народов Приуралья). К сожалению, эта и другие подобного рода «реконструкции» поддерживаются из «политических» соображений на самых высоких академических уровнях.
136
Котов В. Г. Проблема этнокультурной преемственности населения Южного Урала от верхнего палеолита до современности // Этнические взаимодействия на Южном Урале. Материалы III (с международным участием) научно-практической конференции. Челябинск, 2006; Он же. Башкирский эпос «Урал-Батыр»: историко-мифологические основы. Уфа, 2006.