Концепция этничности распространяется, конечно же, и на древние общества. Хотя стоит, по-видимому, признать, что среди древних сообществ закономерно чаще, чем в современных, можно встретить культурные изоляты и, следовательно, культурную специфичность. Но и древние сообщества в этом отношении не одинаковы, их культурные проявления надо изучать внимательно и скрупулёзно во всём их многообразии. Так, модели культурообразования, применимые к древним высокогорным или лесным сообществам, вовсе не применимы к степным, часто кочевым группам с их исключительной мобильностью и повышенной способностью к разного рода миграциям и культурно-генетическим диффузиям.
Таким образом, традиционная дискуссия о соотношении таких понятий, как «этнос» и «археологическая культура»[146], сегодня переносится в плоскость проблемы существования этноса как некой исторической реальности современности и древности вообще.
Этнологические новации, которые вводит или пытается ввести в науку В. А. Тишков, признаются далеко не всеми российскими учёными, в том числе и профессионалами-этнографами, сотрудниками возглавляемого им Института этнологии и антропологии РАН, в чём он сам признаётся[147]. Не дело классических историков, археологов или антропологов вмешиваться в дискуссию о фундаментальных проблемах теории этнологии.
Поэтому посмотрим, как обстоит дело с этническими реконструкциями в самой археологии, если даже вернуться на позиции теории этноса Ю. В. Бромлея[148].
Базовое для археологической науки понятие «археологическая культура», которая часто является объектом этнических манипуляций и всякого рода этно-генетических спекуляций, остаётся весьма неопределённым. И дело не в том, что мы испытываем недостаток в определениях этого понятия. Напротив, их слишком много, и они часто противоречат друг другу. Эти определения были сформулированы весьма уважаемыми специалистами, и нам трудно выбрать, какое из них лучше. Наверное, именно поэтому ни одно из определений археологической культуры не вошло в наиболее распространённые в СССР и в России и многократно переизданные вузовские учебники Д. А. Авдусина и А. И. Мартынова[149].
Специалисты до сих пор не могут прийти к единогласию даже в простом, казалось бы, вопросе: что есть археологическая культура — только инструмент исследователя или объективная историческая реальность?[150] Сравнительно недавно, ещё до выхода в свет книги Клейна, появились модернизированные версии определения[151], но они не внесли в него определённости как инструмента археологического исследования или некой объективной археологической реалии.
Из многих выберем, например, определение классика отечественной археологии А. Л. Монгайта: «Под археологической культурой понимается комплекс отдельных типов вещей, жилищ, погребений, приуроченных к определённой территории»[152] — и увидим, что оно не годится для классических степных кочевников с отсутствием у них постоянных жилищ или для амирабадской культуры эпохи поздней бронзы Хорезма с отсутствием достоверно связанных с ней погребальных комплексов[153].
Другая проблема археологической культуры состоит в том, что, даже хорошо изученная, она лишь отчасти и всегда неполно отражает культуру этноса-носителя в целом.
К закономерной неполноте и фрагментарности археологических данных добавим процессы культурной диффузии в пограничных культурных ареалах, характерные для современных и древних обществ состояния этнической гетерогенности и, наконец, отсутствие в археологии надёжных критериев выделения признаков этнической культуры из конгломерата признаков, характеризующих культуру этноса.
Напомню, что под культурой этноса в этнографии понимается вся совокупность культурного достояния, присущего данному этносу, независимо от того, имеют ли различные элементы культуры этническую окраску или они этнически нейтральны. Материальная культура различных этносов может включать более или менее однотипные элементы в силу их специализированной функциональности, например при сходном хозяйственно-культурном типе. Именно с этим обстоятельством сталкиваются учёные, пытающиеся выделить из совокупности погребений средневековых кочевников южнорусских степей могильники, оставленные половцами, печенегами или иными известными по письменным источникам кочевыми группами. Близкая ситуация возникает при выявлении специфического погребального обряда поздних сарматов, хунну/ сюнну, аланов или гуннов[154].
146
Арутюнов С. А., Хазанов А. М. Проблема археологических критериев этнической специфики // Советская этнография. 1979. № 6; Они же. Археологические культуры и хозяйственно-культурные типы: проблема соотношения // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979; Клейн Л. С. Археологическая типология. Л., 1991. С. 186–189.
150
Клейн Л. С. Археологическая типология…; Он же. Принципы археологии. СПб.: Бельведер, 2001.
151
См., например: Ковалевская В. Б. Археологическая культура — практика, теория, компьютер. М., 1995. С. 56–57. Рис. 1.
152
Монгайт А. Л. Археологические культуры и этнические общности // Народы Азии и Африки. 1967. № 1. С. 53–69.
153
Итина М. А. История степных племён Южного Приаралья во II тысячелетии до н. э. // Труды Хорезмской археолого-этнографической экспедиции. Т. X. М., 1977.
154
Мошкова М. Г., Малашев В. Ю., Болелов С. Б. Проблемы культурной атрибуции памятников евразийских кочевников последних веков до н. э. — IV в. н. э. // Российская археология. 2007. № 3.