— Я еще не решил, кто будет моим наследником.
Слова отца были подобны вспышке молнии. В комнате внезапно повисла тишина, и, казалось, сам воздух потрескивал от напряжения. Фамарь посмотрела на свою семью. Вирсавия сидела бледная, сжав кулаки. Лицо Ира, и без того раскрасневшееся от чрезмерного количества выпитого вина, стало багровым. Глаза Онана сверкали. Меньше всего слова отца подействовали на Шела — он уже спал, быстро опьянев.
— Я твой наследник! — сказал Ир. — Я твой первенец!
Иуда спокойно посмотрел на него. Взгляд его был тверд и холоден.
— Это буду решать я. Если захочу, все отдам своему рабу.
— Как ты можешь даже подумать о таком? — закричала Вирсавия.
Иуда не обратил на нее никакого внимания. Он по-прежнему смотрел на старшего сына.
— Овцы не благоденствуют под твоим попечением. Да и твоя жена тоже.
Ир и Вирсавия посмотрели на Фамарь, и она почувствовала, как горячая кровь прилила к ее лицу и тут же отхлынула. Оба разом заговорили. Ир обозвал ее грязным словом, а Вирсавия бросилась на его защиту.
— Она не имеет права жаловаться! — сказала свекровь, бросив на Фамарь свирепый взгляд.
— Фамарь не произнесла ни слова жалобы, — сухо сказал Иуда, — но любой, у кого есть хоть капля мозгов и один глаз, видит, как с ней обращается твой сын.
— Если ты хочешь знать, отец, откуда у нее на лице синяк, то я скажу тебе — несколько дней назад она упала возле двери. Разве не так, Фамарь? Скажи ему!
— Наверное, ты поставил ей подножку, как тому слепцу на дороге.
Ир побледнел, но глаза его горели, как угли.
— Ты не захочешь отнять у меня то, что мне принадлежит.
— Ты все еще не понимаешь, Ир? Тебе ничего не принадлежит до тех пор, пока я не скажу об этом.
Фамарь никогда не слышала, чтобы Иуда говорил так спокойно, холодно и властно. В таком состоянии духа он внушал почтение и страх. Впервые с тех пор, как Фамарь вошла в этот дом, она восхитилась свекром. Она надеялась, что он выдержит характер.
— Ничто не будет взято из моих рук, пока я сам его не отдам, — сказал Иуда, обводя взглядом Вирсавию и сыновей. — Я собрал вас здесь, чтобы сказать: тот, кто покажет себя лучшим пастухом, получит в наследство мои стада.
— Это испытание? — высокомерно произнес Ир. — Вот так? — Он презрительно усмехнулся. — Отдай прямо сейчас свои стада Онану, отец, если хочешь. Ты думаешь, что это в конце концов так важно? Онан лучше умеет обращаться с овцами, а я с мечом!
— Видишь, что ты наделал? — закричала Вирсавия. — Ты настроил моих сыновей друг против друга.
— Я закончил, и теперь Богу решать, что будет дальше.
— Да, — сказал Ир, поднимая голову и свою чашу. — Пусть боги решают!
Вино выплеснулось ему на руку, когда он произносил свой тост: «Во славу богов Ханаана! Я клянусь отдать свою первую дочь в храм в Фамне и своего первого сына огню Молоха!»
Фамарь испустила отчаянный вопль, и в то же время Иуда гневно поднялся со своего места.
— Нет.
Она задыхалась. Неужели она зачнет и родит детей только для того, чтобы увидеть их мертвыми в огне Тофета или публично совершающими непристойные действа на алтаре?
Яростным огнем вспыхнула спесь Ира. Он тоже поднялся и вызывающе посмотрел на отца.
— Ты думаешь, меня волнует, что ты делаешь? Мои братья последуют за мной, отец. Они будут делать то же, что делаю я, или что я пожелаю…
Он остановился, словно ему не хватало воздуха. Его лицо изменилось, глаза расширились от страха. Чаша выпала из рук, забрызгав красным вином красивую тунику. Он схватился за грудь.
Пронзительно закричала Вирсавия:
— Сделай что-нибудь, Иуда! Помоги ему!
Ир пытался что-то сказать и не мог. Он царапал ногтями горло, будто хотел оторвать от него чьи-то руки. Шела, разбуженный криком матери, с воплем ринулся прочь, а Онан наблюдал, как Ир опустился на колени. Иуда потянулся к сыну, но Ир упал лицом на блюдо с жареным мясом.
— Ир! — произнесла Вирсавия. — О, Ир!
Фамарь дрожала, ее сердце бешено стучало. Она знала, что должна подойти и помочь мужу, но была слишком напугана, чтобы тронуться с места.
Вирсавия толкнула Иуду:
— Отойди от моего сына. Это ты во всем виноват!
Иуда отпихнул ее назад и опустился на одно колено. Он положил руку на шею сына. Когда он отпрянул назад, Фамарь увидела в его глазах ужас.
— Он мертв.
— Не может быть! — произнесла Вирсавия, падая на колени возле Ира. — Ты ошибаешься, Иуда. Он пьян. Он просто…
Перевернув сына, она увидела его лицо и пронзительно закричала.