— Исчезнуть — самое подходящее для его имени.
То, что делал Онан, было хуже убийства! Он отказывал в существовании потомству Ира. Если он настоит на своем, она никогда не будет иметь детей. Что же тогда с нею будет?
— Пожалуйста, Онан. Ты не должен делать этого. Подумай, что ты делаешь!
— Я уже думал об этом. Я забочусь о своем имени, а не о его.
— Что ты за человек, что хочешь уничтожить род своего брата?
— Какого брата? Какой род? — Онан рассмеялся. Он взял край ее платка и вытер им пальцы. — Я человек, который намеревается удержать то, что ему принадлежит. — Он ухмыльнулся. — Я сделаю тебя счастливой. Ты хотела бы, чтобы я показал тебе, как?
Фамарь вырвала из его рук платок и отодвинулась от него еще дальше. Ей захотелось крикнуть Аксе, чтобы та прекратила петь и бить в свой барабан. Эта ночь была как пощечина.
Выражение лица Онана стало жестким:
— Будь довольна тем, что я предлагаю тебе.
Его алчность вызывала в ней отвращение.
— Я не буду молчать.
— Что ты можешь сделать? — он усмехнулся точно так же, как Ир.
— Я могу поговорить с Иудой.
Онан рассмеялся:
— Иди. Отец ничего не сделает ради тебя. Он никогда ничего не делает. Кроме того, твои слова будут направлены против меня, и кто поверит тебе, Фамарь? Моя мать со всей страстью ненавидит тебя. Более того, она уверена, что ты околдовала моего брата и погубила его. — Он издевательски улыбнулся. — Мне достаточно будет сказать, что со своей стороны я сделал все, но боги закрыли твою утробу.
Она пыталась сдержать слезы.
— Я расскажу твоему отцу правду, и, может быть, Бог Иуды рассудит между мной и тобой!
Она поднялась, намереваясь выйти из комнаты.
Онан бросился за ней. Она пыталась увернуться от него, но он схватил ее за лодыжки и с силой дернул за них. Она упала, и он прижал ее к тростниковым циновкам, разбросанным по полу, который так старательно подметала Акса.
— Будь довольна тем, что имеешь. Ты не получишь от меня больше того, что я намереваюсь дать тебе! А когда умрет мой отец, ты не будешь иметь и этого, если не постараешься угодить мне!
Фамарь всхлипнула и отвернулась от него. Онан ослабил свою хватку.
— Ш-ш-ш… — он погладил ее по щеке и поцеловал в шею. — Полно, моя милая маленькая невеста. Не кричи.
Его прикосновения вызывали в ней отвращение.
— Все рады, что Ир умер. И ты, наверное, тоже. — Он сжал руками ее щеки и заставил ее посмотреть на себя. — Я хочу тебя, Фамарь. Я хотел тебя с того самого дня, как ты пришла в наш дом. И теперь ты моя.
Когда Онан попытался поцеловать Фамарь, она резко отстранилась. Она стиснула зубы, зажмурила глаза и не шевелилась.
— Научись принимать жизнь такой, какая она есть. Все равно ничего не изменится.
— Лучше я умру.
Онан выругался:
— Отстань от меня.
Мягко зашуршали циновки под ногами уходящего от нее мужа. Через несколько минут он уснул. Его совесть была совершенно спокойна.
Фамарь тихо лежала в углу, закинув руки за голову. Акса за дверью продолжала петь любовные песни.
Всю ночь Фамарь собиралась с духом. Она решила бороться против несправедливого отношения к ней. Это ее право, и она должна набраться мужества для борьбы. Конечно, Иуда заступится за нее. Без детей его семья выродится и исчезнет. Ветер развеет имя Иуды, как прах. Она должна быть мужественной. Она должна открыто высказаться в свою защиту, потому что сыновья в этой несчастной семье заботятся только о себе!
Она пошла к Иуде, прежде чем проснулся Онан. Она рассказала своему свекру все, что сделал его сын. В подтверждение своих слов Фамарь показала ему полотно, разложенное на циновке Аксой. Лицо Иуды стало багровым.
— Ты провела с ним только одну ночь! Он образумится. Дай ему время.
Время? Это все, что Иуда мог ей сказать? Ему следовало бы рассвирепеть, узнав, что его сын собирается обмануть его. Онан грешил против всей семьи! Его действия не вызывали сомнения, им двигала алчность, а его преступление было равносильно убийству. Как мог Иуда сквозь пальцы смотреть на грех, совершаемый против его семьи? Неважно, что Ир часто оскорблял ее, — она не могла допустить, чтобы ее мертвый муж был так обесчещен. Неужели она должна бить в набат, чтобы заставить Иуду призвать Онана к ответу?
— При таком положении дел я не позволю Онану прикасаться к себе. Я не могу!
Глаза Иуды вспыхнули.
— Кто ты такая, чтобы говорить мне, что произойдет или не произойдет с моей семьей?