“В-з-д-р-о-г-н-у-л-и”, — предложил Сашенька.
Из давней привычки уважения к борцовским качествам соседа он общался с Мш по преимуществу морзянкой, но сейчас подумал другое: в преддверии семейной жизни ему бы не лишне привыкать к экономии. Во всем.
Вздрогнули.
Подтвердив голову кулаком и сведя брови, Мш взял любимый мотив и негромко, в три пальца, загремел по стакану: “С-т-е-п-ь д-а с-т-е-п-ь…” Сашенька деликатно вторил. Пели, как водится, в целях на посошок, и глядели в разные друг от друга стороны. Понимая, что уже ни на грамм не продвинется с невестой, Сашенька стал вспоминать, как давным-давно, еще накануне школы, он ходил с мамой в церковь. Из невидимого и будто оглушенного временем детства ему были доступны лишь эти церковные воспоминания. Мама, стоя позади, обычно держала руки скрещенными у него на груди. Спиной он чувствовал ее медленное, иногда надолго пропадавшее дыхание. Ангелы в промокших одеждах, спускаясь на трапециях с невидимого от испарений потолка, раздавали молящимся просвиру, и как-то один из них, со скрипом проплывая мимо не знавшего молитв Сашеньки, вместо просвирки приложил к его губам палец. Сейчас, наверное, уже ничего этого не было в помине. Место ангелов заняли более совершенные и бесшумные существа, а богослужения, после того как морфема “-бог-” была окончательно приватизирована Синодом, сделались платными. Период так называемой “второй канонизации”, когда вслед за Троицей приватизировали имена четырех евангелистов, двенадцати апостолов, всех святых и пророков, а также основополагающие библейские лексемы, стал началом очередного раскола и беспорядка на улицах. Мама тогда заболела и вместо церкви стала ходить в подпольную молельню “адвентистов кода”. Один из этих тихих людей, о которых в миру было известно только то, что они добровольно отрезают себе языки, посещал ее за день до смерти и настучал Сашеньке, что Благая весть снизошла на человечество не в виде Слова, а посредством утраченного протокода Морзе. Сашенька хорошо запомнил его, потому что у человека бежала слюна и он подарил ему красивый складной ножичек с инкрустацией…
Пустую бутылку пришлось убрать под стол, после чего Мш, шумно сходив в уборную, ушел.
Керосинка начинала коптить. Через батарею было слышно, как на пятом этаже ругаются Воронцовы: “С-к-о-т б-л-я-д-ь п-о-д-о-н-о-к ч-т-о-б с-к-о-т т-ы п-о-д-о-н-о-к б-л-я-д-ь с-к-о-т…” Сашенька смотрел в неравномерно прозрачное окно на тени снежинок и думал о том, не позвонить ли Катюше. На воображение невидимой невесты у него больше не оставалось сил, он начинал тосковать. В это время Мш свирепо возвращался за сигаретами, но он даже не взглянул на него. Он осторожно позвонил. Катюша поначалу не узнала его, но потом обещала приехать.
Разминая ноги, он убрал со стола, побрызгал по сторонам дихлофосом и постучал Воронцовым, чтоб закруглялись.
Катюшу он знал так давно, что часто забывал о ней и путал на улице с другими женщинами. Она тоже любила его. Тем или этим летом они бывали в СПб и видели БНч. Увы, она не могла ни на что рассчитывать, так как не была фамилиалкой, брак их не признали бы ни в одном пункте Роднадзора. После СПб, к тому же, ее оштрафовали на три минимальных тезауруса за то, что она пыталась фальсифицировать свою эхо-метрику. Отец ее, раскольник-протокодист и бывший ангел, показательно манкировал Сашенькой…
В этом слабом месте воспоминаний Сашенька забеспокоился, пошарил среди тарелок и стал глядеть под стол. С образом Катюшиного родителя у него намертво склеивались ощущения той страшной поры, когда он еще не был Сашенькой Баскаковым — точнее, не был фамилиалом. Отец, бросивший их с мамой в пользу новой, удавшейся семьи, еще громко заседал в Думе, и завещание, разумеется, не вскрывали. Где-то в пограничных областях календаря и кочевала приблизительная дата их знакомства — с Катюшей, или с ее старшей сестрой, уже было не суть важно (ведь и по сей день Сашенька не называл Катюшу по имени, будучи не уверен в том, что это действительно ее имя, а не имя сестры). Однако уже тогда не было мамы, и он, мало-помалу выключаясь из повседневного распорядка забот, начинал привыкать к сокрушительному чувству невесомости, которое, должно быть, испытывает падающий в пропасть человек. Завещание отца не то чтобы приостановило это падение, но резко сократило глубину пропасти. Буквально на следующий день Сашенька чуть не сгинул в дорожно-транспортном происшествии, а неделю спустя был послан профессиональными охальниками, нанятыми, как выяснилось впоследствии, мстительной мачехой.