- Сириус, - мягкий шепот доносится через решетку. – Ты ведь помнишь, правда? Ах, нужно было позволить тебе больше. Ты помнишь, Сириус? Ты был такой наглый и такой страстный. Ну скажи же, мой мальчик, чего ты хотел тогда? В ту ночь как далеко ты готов был зайти?
Сириус закрывает глаза. Как далеко? О, дальше некуда. Белла нравилась ему. Такая гордая, красивая и властная. Да, в ней было что-то, что привлекало его, то, чего Сириус не встречал в славных девочках в Хогвартсе.
А еще в ней была слепая надменная вера в свое превосходство. В ней была жестокость и беспринципность. Она была дрянью, но дрянью привлекательной. Сириус хотел бы, чтоб ему нравились простые милые девочки вроде Лили Эванс, но нет. Черта с два. Ему нравилось играть и побеждать, ему нравилось быть в гуще событий и ходить по краю. И ему нравилась старшая кузина Беллатриса, черноволосая белокожая дрянь, пропитанная идеями превосходства магической крови до кончиков ногтей. Ее тоже хотелось победить. Победить и растоптать.
Жаль, не вышло.
- Белла, Белла… все гадаешь, каким любовником я бы был? – хрипло смеется Сириус. – Думаю, не совру, если скажу, что лучшим. О да, я бы тебя не разочаровал, будь уверена.
Белла смеется за стеной соседней камеры, и Сириус улыбается. На мгновение он вспоминает душные семейные обеды, на которых единственным развлечением были перепалки с Беллатрисой, которые, к сожалению, вечно обрывала его матушка. Сириус всегда был позором семьи, и матушка старалась заткнуть его как можно раньше. А его так и подмывало поболтать с Беллой. У нее в глазах была такая же искра, как у него – азарт. Они оба были страстными и готовы были глотки рвать за свои убеждения. Было весело, о да. А потом, когда к этому примешался чувственный подтекст, стало еще веселее.
В ту ночь в доме был праздник. Туманный, смутный повод, но все знали, что празднуют на самом деле. Беллатриса получила Черную метку. Сириусу хотелось содрать черную змею с ее руки вместе с кожей, но довелось лишь пройтись по ней языком.
Чертова Беллатриса. Убить бы ее, и дело с концом. Да, пожалуй, убить кузину было бы недурно. В любом случае сражаться с ней никогда не было скучно.
Некоторое время они молчат в тишине. В бесконечной монотонности и беспросветности будней Азкабана даже такое мгновение почти покоя - настоящее счастье.
Счастье…
Скрипит петлями несмазанная дверь в коридоре. Дыхание превращается в пар, воздух вокруг становится студеным. Сириус неспешно, почти лениво встает и отходит как можно дальше в угол камеры. Он мог бы превратиться, но только не по соседству с Беллой. Иногда, обратившись собакой, он скулит или лает. Другие узники еще и не такое вытворяют, но Белла не поверит в то, что он вдруг решил поизображать пса. Она может заподозрить что-то. Сириус не хочет открывать ей свой секрет, даже не надеясь на то, что когда-нибудь выйдет из Азкабана. А может, он просто не хочет давать ей лишний повод для издевок, черт разберет.
Дементор хрипло дышит около решетки камеры Беллатрисы. Что же, и она, выходит, еще может чувствовать радость?
После покрытая струпьями рука перебирается на его решетку, и Сириус съеживается на полу камеры.
Он видит и чувствует все. Видит разрушенный дом Джеймса и Лили, видит пустые глаза Алисы и Френка. Он стольких подвел, столько жизней не спас. Сириус бьется головой о камень стены. Хочется перегрызть вены на руках и сдохнуть. Умереть кажется слишком заманчивой перспективой.
- Си-ри-ус! – безумный смех из соседней камеры встряхивает его, как удар. – Ты уже думаешь о смерти, мой мальчик? Хочешь умереть?
Напротив него за решеткой все еще стоит дементор и втягивает, втягивает и втягивает воздух с отвратительным шипением.
- Малыш Сириус готов сдохнуть! – визгливо хохочет Беллатриса, и Сириусу кажется: он видит ее – всклокоченную, безумную и несгибаемую.
- Давай, подползи к решетке, и наш общий друг тебя поцелует!
- Да пошла ты, Белла! – хрипит Сириус и ухмыляется. Упрямство – фамильная черта Блеков, и как он может уступить своей милой кузине? – Только после тебя.