– А! – вырвалось у него.
Одно лишь это «А!». Но и его было довольно.
– Скажите, могу я послать телеграмму? – спросил я.
– Пошлите по телефону из библиотеки, – предложила Мадлен. – Я провожу вас.
Она отвела меня к аппарату и ушла, сказав, что будет ждать в холле. Я схватил трубку, попросил соединить меня с почтовым отделением и после непродолжительной беседы с местным деревенским дурачком продиктовал телеграмму следующего содержания:
«Миссис Траверс
47, Чарлз-стрит
Беркли-сквер
Лондон».
На миг задумался, собираясь с мыслями, потом продолжал:
«Глубоко сожалею, но выполнить Ваше поручение – Вы сами знаете какое – невозможно. Ко мне относятся с нескрываемым подозрением, и любое мое действие может привести к роковым последствиям. Знали бы Вы, каким зверем поглядел на меня только что Бассет, когда узнал, что мы с дядей Томом – родня. Напомнил мне дипломата, который увидел, как к сейфу с секретными документами крадется дама под густой вуалью. Я, конечно, очень огорчен и все такое прочее, но дело швах.
Ваш любящий племянник
И я направился в холл к Мадлен Бассет.
Она стояла возле барометра, который должен бы показывать не «Ясно», а «Ненастье», имей он хоть каплю соображения; услышав мои шаги, Мадлен устремила на меня такой нежный взгляд, что я похолодел от ужаса. Мысль, что это создание поссорилось с Гасси и не сегодня-завтра вернет ему обручальное кольцо, ввергала меня в панику.
И я решил, что, если несколько мудрых слов, сказанных человеком, который хорошо знает жизнь, способны примирить враждующих, я произнесу эти слова.
– Ах, Берти, – прошептала она, и мне представилась шапка пены, поднимающаяся над пивной кружкой, – ах, Берти, зачем вы только приехали!
Встреча со старикашкой Бассетом и Родериком Сподом произвела на меня столь тягостное впечатление, что я и сам задавал себе этот вопрос. Но я не успел объяснить ей, что это отнюдь не светский визит праздного прожигателя жизни, что Гасси буквально терроризировал меня сигналами бедствия, иначе я бы и на сто миль не приблизился к этому притону злодеев. А она продолжала ворковать, глядя на меня так, будто я тот самый заяц, который вот-вот превратится в гнома.
– Не надо вам было приезжать. Я знаю, знаю, что вы мне ответите. Вам хотелось увидеть меня еще хоть раз, и будь что будет. Вы не могли противиться порыву присоединить к своим воспоминаниям последнее сокровище, чтобы лелеять его в душе всю свою одинокую жизнь. Ах, Берти, вы напомнили мне Рюделя.
Имя было незнакомое.
– Рюделя?
– Сеньора Жоффрея Рюделя, властелина Блейиан-Сентонж.
Я покачал головой:
– Боюсь, мы не знакомы. Это ваш приятель?
– Он жил в Средние века. Был великий поэт. И влюбился в жену короля Триполи.
Я заерзал от нетерпения. Господи, ну зачем она напускает весь этот туман?
– Он любил ее издали много лет и наконец почувствовал, что не может более противиться Судьбе. Приплыл на своем судне в Триполи, и слуги снесли его на носилках на берег.
– Морская болезнь? – предположил я. – Его так сильно укачало?
– Он умирал. От любви.
– А-а.
– Его отнесли в покои леди Мелисанды, он собрал последние силы, протянул руку и коснулся ее руки. И испустил дух.
Она вздохнула глубоко-глубоко, ну прямо от самого подола, и замолчала.
– Потрясающе, – сказал я, понимая, что надо что-то сказать, хотя лично мне эта история понравилась гораздо меньше, чем анекдот про коммивояжера и дочь фермера. Но если знаешь людей лично, тогда, конечно, другое дело.
Она снова вздохнула.
– Теперь вы понимаете, почему я сказала, что вы напомнили мне Рюделя. Как и он, вы приехали, чтобы в последний раз взглянуть на возлюбленную. Как это прекрасно, Берти, я никогда не забуду. Ваш приезд вечно будет жить в моей душе, как благоуханное воспоминание, как цветок, засушенный между страницами старинного альбома. Но мудро ли вы поступили? Может, стоило проявить твердость духа? Почему не оставили все как есть, ведь мы простились в тот день навсегда в Бринкли-Корте, зачем бередить рану? Да, мы встретились, вы полюбили меня, но я призналась вам, что мое сердце принадлежит другому. Это означало разлуку навек.
– Ну да, само собой разумеется. – До чего здравые речи, любо-дорого слушать. Ее сердце принадлежит другому – расчудесно! Никто не мог обрадоваться этому признанию больше, чем Бертрам Вустер. Суть заключалась в том, что… погодите, а может, вовсе и не в том? – Видите ли, я получил телеграмму от Гасси, из которой более или менее явствовало, что вы с ним поссорились.