Любопытно, что кофейни и ресторанчики большей частью были закрыты… Приветливо распахивали свои объятия только пивные.
— Октоберфест?
Какой-то юный торопливо шагающий индиец догнал Светлову и, произнося то и дело магическое слово «Октоберфест», стал выпытывать дорогу.
Аня пожала плечами.
Индиец посмотрел на нее с изумлением и торопливо устремился дальше.
А Светлова обратила внимание, что немногочисленные прохожие на этой улице двигались все преимущественно в одном и том же направлении… Туда же умчался нетерпеливый индиец. Собственно, туда же брела и Светлова.
Брела, брела и прибрела.
Оказалось, что это и была «лужайка», о которой ей толковали!
По всей видимости, из многих тысяч людей, устремлявшихся в эти дни со всего мира в Мюнхен, Светлова была единственным человеком, который находился в полном неведении относительно того, что там происходит.
«Лужайка»! Ничего себе лужайка… Ни конца ни края.
У Ани закружилась голова от праздника, света, шума…
Вот они, конфетки-бараночки… «Ярмарки краски, разноцветные краски, деревянные качели и резные карусели…»
Качели, правда, были не деревянные, а какие-то наисовременнейшие — голова кружилась только от одного взгляда на то, как все опрокидывается, и кружится, и качается. А вместо бараночек — пряники всех размеров и цветов. И всевозможные сладости, гирлянды засахаренных огромных плодов, наивкуснейшие ароматы…
Гвоздем программы были, конечно, не пряники, а пиво.
Пиво Светловой было нельзя. Но из любопытства к тому, как отмечается этот знаменитый всегерманский праздник пива — Окторберфест, она, конечно же, заглянула в одну из гигантских пивных, которые, в стройном немецком порядке, рядами тянулись с запада на восток и с севера на юг. Именно так, очевидно, следовало ориентироваться на огромном пространстве, именуемом «лужайкой». Ане показалось, что таких пивных на лужайке было штук сто, не меньше.
В общем, вошла Светлова и ахнула…
Гул веселых голосов, море людских голов, звяканье кружек, музыка… Длинные деревянные столы, уставленные пивными кружками, уходили куда-то в необозримую даль… И ни одного свободного местечка!
О, майн готт… Это были тысячи и тысячи пьющих пиво немцев.
Зрелище, безусловно, поражающее воображение.
Самое удивительное, что присутствие в пивной женщины на сносях явно никого не смущало. Более того, женщины с детскими колясками и грудными детьми на этом празднике жизни были столь же обычным явлением, как и широкоплечие бюргеры в коротких, до колен, национальных штанишках и другие им подобные персонажи.
Стаями сновали официанты в белых длинных фартуках. Подносы, перегруженные свиными ножками и шкворчащими колбасками, источали густые сытные ароматы…
Голова у Анюты пошла кругом от этого грандиозного зрелища, и она поспешила выбраться наружу. Вдохнула свежего воздуха и решила тоже пристроиться на этом празднике жизни, чтобы немного подкрепить угасающие силы.
Пристроившись под разноцветной крышей какого-то балаганчика, она заказала себе то, что не противоречило ее диете и положению. И, глядя на своих соседей, уминающих булочки с ядреной селедкой, густо посыпанной репчатым луком, и внутренне ужасаясь тому, что они при этом испытывают, с аппетитом принялась поглощать большой ложкой нечто яблочное, утопающее в густой ванильной подливке.
Немецкая кухня, по Аниному разумению, — это то — если речь не идет, конечно, о свиной ножке и колбасках, — что лучше всего есть большой ложкой! То есть нечто ароматное, горячее, густое, сытное… Необыкновенно «домашнее» и очень вкусное.
А праздник, по всей видимости, только разгорался. Народу все прибывало. Теперь уже люди перемещались по лужайке, задевая друг друга локтями. Темнело, и огни каруселей горели все ярче и веселей, на небе появилась луна, похожая на очень большой нарядный пряник, испеченный специально к Октоберфесту.
Но Светлова больше не могла задерживаться на этом празднике жизни, то бишь на лужайке…
В девятнадцать десять она уже стояла перед высокой дверью подъезда на Хоттерштрассе и нажимала кнопку домофона.
Встретила Аню сама Софья Кирилловна… Шустрая худощавая старушка, передвигавшаяся не на каталке, как можно было ожидать исходя из ее возраста, а довольно энергично и самостоятельно — на своих двоих.
Проводив Аню в просторную, похожую на кабинет комнату, Софья Кирилловна выключила мерцающий на письменном столе компьютер.
— До семи я работаю, — сообщила она Светловой, развеяв ее подозрения о клизмах и старческой немощности.