Выбрать такой повод, чтобы он клюнул. Клюнул — безусловно.
Так и случилось. Он клюнул.
Он приехал в гости. Приехал издалека — из своего центра, со своей Якиманки, потому что такие, как он, поедут хоть на край света ради того, что считают делом своей жизни.
Они пили чай, и для него бережно доставались из шкатулки и фотографии, и орден Святого Владимира… И кружевной лоскут.
— Какая работа! Помните романс «Калитка»? «Кружева на головку надень…» Вот она, божественная музыка правильного, чистого русского языка! Именно «надень», а не это плебейское малограмотное «одень», как пропели бы сейчас… Поглядите на нашу «прапрапра», владелицу Спасова. Это фото знаете какого года? О-го-го какого! Настоящая старина! Здесь у прапрапрабабушки — как раз! — на головке кружева. Может быть, как раз те самые, про которые в романсе поется? Как вы думаете? А сколько достоинства в ее позе, сколько ясности во взоре! Не правда ли?
— Да-да… — Старик Ропп был в восхищении.
Наконец он получил, что хотел — редкие материалы для своей книги, — и собрался уходить.
— Я провожу вас до метро.
Они вышли из дома. Уже темнело, и холодный студеный туман, смешанный с бензиновыми выхлопами, окутывал зажегшиеся фонари.
Ропп закашлялся и поднял воротник потертого пальто.
— Зябко! — пожаловался он. — Ну и погода! В моем возрасте и так всегда мерзнешь — кровь совсем не греет… А тут еще такая промозглая погодка! И до метро от вас путь не близкий… Ну и поселились вы! Ну просто «на куличках»…
В ответ — сочувственная улыбка:
— Пойдемте, я провожу вас… Покажу дорогу покороче.
— Правда? — обрадовался он.
— Да… Здесь можно существенно срезать.
Туман, смешиваясь с паром теплосети, клубился над пустырем «мертвых собак», почти как над Гримпенской трясиной…
— Как? Разве вы не проводите меня до самого метро? — удивился старик, когда с ним неожиданно стали прощаться.
— Увы.
— Но я тут что-то, по правде сказать, совсем не ориентируюсь…
— Увы, дальше не могу — нужно вернуться домой… Ребенок остался один!
Далее следовало быстро удалиться — ведь такой шаркун вряд ли поспеет следом, даже если не решится продолжить путь в одиночку и захочет все-таки вернуться.
— Куда же вы? — растерянно спросил жалким голосом Ропп. Это он успел проговорить уже вслед, в торопливо удаляющуюся спину…
Следовало еще оглянуться и дать ему совет, оставляя его одного:
— Идите прямо! Здесь еще минут пять… И выйдете прямо к метро.
— Неужели? — Он недоверчиво озирался. — Как-то непохоже!
— Идите, идите… Здесь уже близко! А то простудитесь… Правда — близко!
И старик ушел в этот туман.
Еще раз растерянно оглянулся, и больше его уже не было видно.
Конечно, многое зависело от случая и от удачи. Все-таки их пустырь «мертвых собак» — это вам не сама Гримпенская трясина, а только «как Гримпенская трясина». Так что пятьдесят на пятьдесят, что старик мог вполне благополучно добраться до метро.
Но, видно, повезло…
Поздно вечером — звоночек на эту Якиманку…
И его соседка ответила: «Еще не пришел!»
Очень хотелось переспросить ее: «Еще не пришел или уже не пришел?» Но пришлось удержаться от этого черного юмора.
А Ропп так и не вернулся домой.
Его больше не было!
Исчез.
Но, увы, опять оказалось, что тяжкие труды еще не закончены…
Снова стали грозить тем же самым… Опять разговор об этих пленках!
Ну что ж…
Было сущим пустяком узнать адрес Ладушкина, по которому, разумеется, легко было найти и его хитроумную супругу, слишком заинтересовавшуюся этими треклятыми пленками.
Да, оказалось, она тоже там прописана и там же проживает… Генриетта Ладушкина!
Надо же… сколько раз уже навещала их дом, а даже, хитрая, не удосужилась назвать свою фамилию. Все Генриетта да Генриетта… Имя-то чудное какое все-таки…
А про то, где живет, молчок… Ни разу, хитрая, не упомянула.
Но все предосторожности этой Генриетты оказались бесполезными — ее разыскали… Расшифровали.