Аня протянула ей книгу, в которой красным фломастером были уже обведены соответствующие абзацы. — Ознакомишь!
— Сегодня вечерком?
— Да, обрати внимание, «вечерком»! Не иначе мне собираются предложить — при плохой-то видимости, на ночь глядя! — прогуляться на безлюдные местные болота… По маршруту несчастного Роппа! Знаешь, этакая экзотика — побродить чуток впотьмах по Гримпенской трясине. Подышать там свежим воздухом. Я уступаю это сомнительное удовольствие тебе, дорогая Генриетта.
— Значит, они ждут?
— Да, они ждут. И Генриетта приедет к ним.
— Они, наверное, здорово удивятся моему преображению?
— Ты и правда, Тенечка, будешь не очень похожа на самое себя… Ну что ж… все мы меняемся!
— Конечно, о том, что я приеду с подарком, — Генриетта кивнула на книгу мемуаров, — они и не подозревают?
— Это будет сюрприз, — согласилась с рыжей Анна. — Ну, давай… Валяй! Поезжай к ним, Генриетта. Доводи свое дело до конца. Я бы, конечно, поехала с тобой, но. Но мне пора принимать витамины и делать гимнастику.
— «Сорок пятый» мне с собой брать? — деловито осведомилась Ладушкина.
— Не стоит, Генечка. Я понимаю, что ты уже привыкла и без «пушки сорок пятого калибра» ни шагу. Но не стоит. Я вообще думаю, что пистолет тебе больше не понадобится. Так что… припрячь его на черный день, а то загребут ненароком за незаконное ношение.
— Думаешь, они на все согласятся?
— Думаю, что согласятся. Не забывай, у них дочь. Дочь, ради которой и совершены эти преступления.
— Аня… Ты думаешь, это… он? Или она?
— А ты не торопись. Подождем. Ровно в семь вечера ты это узнаешь. Кто останется с ребенком, тот и ни при чем. А кто пойдет выгуливать щенка…
— Кто выйдет на встречу со мной то есть, ты хочешь сказать? Тот и…
— Именно это я и хочу сказать.
— А может, они — оба? Может, это сговор?
— Может, и так… Не знаю точно. Но сдается мне, что один из них тут все-таки ни при чем.
— Кто?
— Пождем. Еще не вечер.
Аня не стала предупреждать рыжую, что будет рядом. Светлова сидела в машине напротив этого дома.
Без пяти минут семь…
Вот Генриетта подошла к подъезду. Никого еще нет.
Генриетта нервно вертит головой, оглядывается, топчется, переминается от холода на месте.
Светлова затаила дыхание, сама себя убеждая не нервничать.
Наконец дверь подъезда отворилась… На заснеженный асфальт, весело заливаясь юным писклявым лаем, выскочил маленький фоксик.
На редкость, надо сказать, обаятельный!
А следом…
Накануне ночью она проснулась от кошмарного видения…
На сей раз старик стоял в воротах какого-то странного каменного дома, из многочисленных окон которого выглядывали женские лица, и манил ее костлявым пальцем:
— Иди-иди… Теперь близко!
— Что — близко? — спросила она.
— Расплата близко, — ответил он и щелкнул пальцами.
— Это тюрьма? — спросила она про странный каменный дом.
— Иди-иди… — он опять поманил ее. — Правда — близко!
С ужасным криком она проснулась.
Теперь он явился и ей!
То, чем она пугала других, случилось наяву с ней самой.
В ужасе она сидела на постели рядом со спящим и ничего не подозревающим мужем…
Но тут она услышала сонное дыхание своей девочки, своей «истинной Глинищевой», и успокоилась.
Что ж… Она должна будет сделать и это. Совершить еще одно преступление. Назад дороги нет… Ради детей мать обязана сделать все.