Наконец, вывалился последний кирпич, а следом за ним на пол упала тетрадь. Обычная школьная тетрадь, толстая, в картонном переплете, с какими-то выцветшим узорами на обложке. Больше в тайнике ничего не было.
- А где золото?.. - растерянно спросил один из парней.
- Было, да сплыло, - крякнул полицейский.
- А было ли? - охранник, державший в руках фомку, внимательно оглядывал стенки тайника.
- Поясни, Саша, - попросил его старший.
- Вот здесь, вот еще и вот, видите? - Он указывал пальцем, мы с Машкой тоже следили, но ничего не увидели. А вот старший пригляделся.
- Ты прав, - кивнул он Саше, а нам с сестрой пояснил. - Это следы дрели. Так что, девушки, может, ваш дед и был пионером своего времени, но такого инструмента тогда еще не изобрели. Это явно позже просверлили.
- Но кто... и зачем? - Маргарита Викторовна прижимала обе ладони к щекам, словно голова ее шла кругом, и она пыталась ее удержать.
- А вот сейчас и узнаем, - старший поднял тетрадь, выпавшую из тайника, и легонько встряхнул ее от пыли. Она раскрылась где-то посередине.
«142. Колобанов Илья, пос. Первомайский, Саратовская обл., 1922 г.р., ум. 18 декабря 1943 г. от истощения, барак 8»
Почерк был немного корявым на округлые буквы, наклонным вправо, но вполне читаемым.
«143. Бердынцев Степан Тимофеевич, д. Слободка, Курская обл., 1889 г.р., ум. 18 декабря 1943 г. от истощения, барак 8»
«144. Абрамов Иван, д. Ивановка, Тульская обл., 1925 или 26 г.р., ум. 23 декабря 1943 г. от истощения, барак 8».
- Что это?.. - спросил парень из полиции.
Вопрос повис в воздухе, а старший перелистнул тетрадь к самому началу. И мы, стукаясь головами, прочитали следующее.
«Я боюсь говорить об этом с кем бы то ни было, но молчать больше тоже не могу. В первую причину потому, что я начал забывать и путаться. Восемь лет моя память служила фотокарточкой, а теперь она выгорает на солнце ново жизни. Жизни, в которой мне нет места, ибо живу я под чужой личиной и чужим именем, а своего настоящего имени не раскрою никому и никогда. Но они, те, кто врезался в мою память именами и датами, ждут меня, они взывают ко мне и мучат меня. Больше всего на свете я боюсь забыть. Нет, больше всего я боюсь пережить это снова... Я много думал, прежде чем решиться, но иного пути мне нет. Сюда я записал всех, кого помню, кого повстречал в те чудовищные свои два года и кого смог запомнить. Память была моим спасением там, но стала моим проклятием здесь. Два года, три месяца и одиннадцать дней я хотел только одного - вырваться и рассказать обо всех, кого я впечатал в свою память. Я жил благодаря этому стремлению, я отключил свое сознание и свои чувства, оставив лишь память, представлял себя чистой бумагой и тонким пером, и записывал, записывал всех, кого смог запомнить. Я знал, что не умру там, потому что я должен был выжить и рассказать о них. Но получилось все иначе. После всего я не могу сказать ни об одном из них, не раскрыв себя. Это мучит меня так сильно, что я снова теряю сон. Ночами беззвучно повторяю их имена, адреса и даты, а днем становлюсь рассеянным и больным. Оттого я решился и запишу сюда всех, кого смогу вспомнить.
13 ноября 1942 - 14 февраля 1945
Концентрационный лагерь Гросс-Розен, Силезия, Польша.
1. Петров Иван Кузьмич, гвардии майор, 1905 г.р., Москва, убит надзирателем 15 декабря 1942 г.»...
Далее следовал список фамилий, имен, года и места рождения, дата и причина смерти. У многих были указаны звания, некоторые, наоборот, были без отчеств или имен, или дополнительных сведений. Нумерация заканчивалась на числе 326.
Мы передавали тетрадь из рук в руки, листали и вчитывались, забыв о том, кто мы сами и где мы находимся, о том, зачем мы здесь и почему. На пожелтевших страницах в скупых строках оживали десятки, сотни трагических судеб, имен, лиц, осунувшихся, хмурых, грозных, молчаливых. По моим щекам катились слезы, Машка тоже вытирала глаза тыльной стороной ладони. Мужчины молчали. Я повернулась на легкое прикосновение и увидела Сашу, который протягивал мне невесть откуда взявшийся стакан воды.
- Это что же, выходит, - растерянно пробормотала Маргарита Викторовна, - Петр Иваныч... Мой сосед... ведь это была его квартира...
Все молчали.
- Да, - кивнула я. - Вероятно, он и был автором этой тетради, освобожденным узником концлагеря. Помните, вы говорили, что он всегда ходил в одежде с длинным рукавом?..
- Теперь понятно, почему, - всхлипнула пожилая дама. - Номер обычно выбивали на предплечье, это общеизвестно... Боже мой, что же ему пришлось пережить. А мы... Я столько лет жила рядом и ни о чем не подозревала, не догадывалась!