Впрочем, Витька с тетей Олей вернулись буквально к вечеру того же дня, усталые, расстроенные и без сокровищ. Прапрадедов дом стоит, квартирки все по-прежнему жилые, перегораживали их не раз, найти не то что портрет Екатерины, но даже нужную восточную стену возможным не представляется.
Нашу маму такой ответ не удовлетворил, и, подговоренная прабабкой Стасей, она поехала в Усольск сама. Однако вернулась тоже с пустыми руками, правда, сделала несколько фотографий для прабабки о местах ее юности. Ей удалось узнать, что в доме действительно 26 квартирок, стены на вид все крепкие и простоят еще сто лет, а вот попасть внутрь и разобраться, где что было раньше, вряд ли кому по силам.
Семью лихорадило еще с пару месяцев, то и дело возникали разговоры о сокровищах, о прапрадедовом доме и наследстве, а потом случилось страшное - на 103-м году от нас ушла наша прабабка Стася. После ее смерти по негласному уговору о сокровищах никто не заговаривал. Бабушка и мама тяжело переживали потерю, да и нам с Машкой всегда казалось, что Стася вечна...
Со временем боль утихла, образ прабабки остался в памяти светлым и задорным, какой она и была. Ее истории стали семейными преданиями, сокровища - легендой, в которую то ли верить, то ли нет, но послушать всегда интересно. Оставшиеся члены семьи, не видевшие прапрабакино приданное ни разу в жизни, смирились и воспринимали его как безвозвратно утерянное, изредка вспоминая прабабкины «сказки» за праздничным столом.
Поэтому явление Марьи в раннее субботнее утро застало меня врасплох. Ехать за триста верст за фантомом в мои планы не входило, меня ждала предновогодняя уборка квартиры, пара папочек с отчетами, утащенными домой с работы и, конечно, пирожки. Сказать по правде, я была уверена, что эта авантюра была выдумана моей сестрицей с одно единственной целью - отвлечь меня от переживаний по поводу неудачного романа, закончившегося недавно так некрасиво, что даже и вспоминать не хочется. Мой избранник оказался женатым и многодетным, о чем тщательно скрывал, ведя двойную жизнь на протяжении полугода. Я, как все влюбленные дурочки, была слепа и глуха, в счастливом неведении строила матримониальные планы, и внезапно открывшаяся правда был подобна удару под дых. С тех пор мама и Машка взяли за правило развлекать меня в любую свободную минуту, а я по понятным причинам старалась сделать так, чтобы этих свободных минут у меня было как можно меньше. Правда, впереди маячили длинные новогодние праздники, о которых я думала с ужасом, и в глубине души была рада ехать хоть за Челну на кулижки, не то что за 370 км.
Усольск встретил нас разноцветными гирляндами, развешанными через дорогу, пушистым снежком и мигающими витринами. Городок с сотней тысяч жителей был симпатичным, со множеством старинных зданий и церквей. Я была здесь только однажды, в далеком детстве, с тех пор город заметно похорошел, как, наверное, большинство российских провинций.
На первом же светофоре меня ожидал сюрприз. Машка, бессовестно продрыхшая всю дорогу, на подъезде к городу открыла глаза, с хрустом потянулась и достала планшет. Зевая во весь рот, сестрица что-то там натыкала и велела сворачивать на перекрестке направо.
- Сейчас все увидишь, - пообещала она и через минуту ткнула пальцем в табличку на ближайшем доме, которая гласила «улица Дробышева».
Я расплылась в улыбке и подняла брови, не зная, как еще продемонстрировать счастье и удивление одновременно - фамилию Дробышев носил наш прапрадед.
- Может, однофамилец? - на всякий случай усомнилась я.
- Не-а, - отозвалась сестрица. - Он это, Иван Алексеевич. Сейчас через пару кварталов вообще упадешь.
Видя мое недоумение, Машка подмигнула и призналась:
- Вчера залипала в компе от нечего делать, решила Усольск посмотреть, дом дедов... Стоит ли... А тут такие новости: улицу переименовали, а в наш дом перенесли - угадай, что? Местный музей, который раньше находился в разрушенной церкви! Церковь сдали на реставрацию, а музей уже целый год теперь тут.
Марья ткнула пальцем вперед, и я тотчас узнала дом прапрадеда. Монументальный, двухэтажный, из серого камня с узкими многочисленными окнами, он без заборов и калиток стоял стеной прямо на обочине проезжей части. При этом умудрялся выглядеть не монументом, а вполне симпатичным особнячком, разделявшем улицу на две части - слева продолжалась Дробышева, направо отделялась Кирова. Дом был большим, по фасаду я насчитала 12 окон на каждом этаже, сбоку еще 9, дверей было две, одну из них, вероятно, сделали позже, когда перегораживали особняк на квартиры, для удобства жильцов. Мы припарковались напротив, дом был перед нами как на ладони. Возле центрального входа я заметила доску, на которых обычно пишут названия учреждений. Неужели, правда, музей?