В комнате было темно, но не настолько, чтобы я не различила силуэт сидящего на кровати Филатова.
— Можно? — с колотящимся сердцем спросила я.
— Если я скажу «нет» — ты уйдешь?
Моя решительность мгновенно улетучилась, и, словно школьница, я стала по стойке смирно и опустила взгляд в пол.
— Если ты этого хочешь, то… — фраза прозвучала слишком двусмысленно, на что услышала тяжелый вздох.
— Надя, зачем тебе это все? — Леонид впервые назвал меня по имени. А я уж грешным делом начала думать, что настолько ему не интересна, что он не удосужился даже запомнить, как меня зовут! Запомнил, оказывается… Маленькая победа, придавшая мне уверенности.
— А зачем это другим людям? — ответила вопросом на вопрос.
— Ты же маленькая еще… — удар под дых, а Филатов продолжил, наверное, добить хотел: — Ты слишком молода и наивна, и вбила себе в голову, что можно…
— Можно что…? — перебила я его, не желая слушать о том, что и так прекрасно знаю. — Да, мне семнадцать лет. По возрасту не подхожу? Боишься, что женить на себе заставлю? Не заставлю, не бойся! — от переполнявших эмоций и неконтролируемой злости перешла на крик. — Я всего лишь тебя хочу!
Выпалила на одном дыхании и замерла, ожидая ответной реакции. Реакции не последовало. Филатов только лишь выпрямился на кровати и рассматривал меня в свете уличных фонарей, которые сияли в окно. Слабый луч падал на мое расшитое пайетками платье, заставляя его переливаться в холодном свете. Заметив эту особенность, я неумело повела бедрами, привлекая внимание к этой части своего тела. В ответ Леонид негромко усмехнулся:
— Меня? — чуть хрипло переспросил он. — Нет, ты хочешь тот идеал, который себе придумала. А я не такой. Ты многого обо мне не знаешь…
— Плевать, — отмахнулась я и снова начала переминаться с ноги на ногу. — Я хочу быть с тобой.
— Со мной…? — и снова этот наигранно удивленный тон. Леонид встал и подошел ко мне, слишком близко, но не касаясь.
В голову тут же ударил мускусно-тяжелый аромат его парфюма, от которого повело похлеще алкоголя. Либо сейчас, либо никогда. Рубикон перейден, большая часть пути позади, и поворачивать обратно уже поздно.
Подняла глаза и посмотрела на его сжатые в тонкую полоску губы, которые до умопомрачения захотелось поцеловать, что я и сделала, наплевав на все мыслимые и немыслимые доводы разума. Потянулась на цыпочках и обняла за шею, так, как давно мечтала. И едва не закричала от удовольствия, потому что реальные ощущения близости любимого человека не шли ни в какое сравнение с теми картинками, которые рисовало мое испорченное воображение. Эмоции были гораздо ярче, красочней, по-настоящему.
Леонид вздрогнул, будто испугался, и замер. Его губы напряглись в сопротивлении, но я не отступала. И вскоре почувствовала, как он начал отвечать мне. Резкие, похожие на укусы, поцелуи, и теперь уже он целовал меня, прижимал меня к своему телу, заставляя ощутить всю степень своего возбуждения, отчего я окончательно сошла с ума. Уж не знаю, платье ли, выбранное Инной, так подействовало, или мое признание, но Филатов отозвался и был абсолютно не против того, что происходило между нами. Его язык с гортанным низким стоном ворвался в мой рот, пощекотал небо и будто бы забрал себе все мое дыхание, всю мою жизнь, пропуская по венам запредельное счастье и наполняя ощущением невесомости. От ощущений долгожданных губ на своих губах у меня крылья за спиной выросли, и хотелось взлететь высоко… к небосводу… туда, куда я самолично вбила звезду с именем Леонида Филатова.
«Теперь его губы стали моим личным наркотиком», — вспомнилась мне фраза из пресловутых «Сумерек». И вправду, кроме того, чтобы чувствовать на себе губы Леонида, я уже не думала ни о ком и ни о чем. Мне показалось, что в эту секунду я умерла, и на свет родилась новая я, уверенная, привлекательная, сумасшедшая.
Тихо застонала, когда Леня своими теплыми губами провел дорожку по моей щеке к шее и стал целовать ключицу, плечи, языком очерчивая на коже влажные узоры, и изогнулась в его руках, жадно подставляя всю себя этим сводящим с ума поцелуям. Заметив мое нескрываемое нетерпение, Леня неожиданно сильно сжал в ладони мою грудь и больно ущипнул за твердый сосок через тонкую ткань платья. Это было так остро, так до умопомрачения чувственно, что я едва удержалась на ногах. Только бы он продолжал, только бы не останавливался… Своими прикосновениями Филатов открывал во мне что-то новое, до этого момента неизведанное, о чем я даже не подозревала. Потому что не знала, что может быть так — откровенно, горячо, до невыносимости приятно. Внизу живота словно огонь горел, а внутри пожаром полыхало желание чувствовать Леонида, быть с ним рядом настолько, насколько это вообще возможно.