— А я не согласен! Я лично не могу относиться философски, потому что ситуация отвратительная! Женщина была достойна пройти дальше! Она замечательно пела.
— Ну так и оставил бы её, Коль! — не выдерживает Всеволод Алексеевич.
И Сашка понимает, что он на пределе. Надо объявлять перерыв и как-то его успокаивать. Ему вообще такие нагрузки не нужны, а нервные — уж тем более. Сейчас и сахар, и астма, всё сразу начнётся. Хорошо, если ещё не давление в придачу.
— А то ты не понимаешь, почему я не оставил!
— Ну вот и сиди молча!
— Перерыв! — раздаётся голос режиссёра.
Сашка срывается со своего места к сокровищу и видит, как он сползает в кресле. Натурально сползает, откинувшись на спинку и безвольно свесив руки с подлокотников. Глаза прикрыл, лицо бледное-бледное.
— Всеволод Алексеевич! Что? Плохо?
Открывает глаза, а взгляд мутный, плавающий. Совсем нехорошо.
— Так, надо отменять съёмку и ехать домой немедленно.
— Нет, — голос звучит твёрдо и с внешним видом совсем не соотносится. — Даже не вздумай. Сейчас быстренько всё доснимем, чуть-чуть осталось. У тебя есть пшикалка?
— Чего? Какая ещё пшикалка? — Сашка даже растерялась. — Ингалятор, что ли?
Ингалятор есть, на всякий случай, но зачем ему? Дышит он как раз абсолютно нормально. Тут или сахар, или давление, или общая усталость. Или всё вместе.
— Нет. Которой сосед наш, таксист спасается.
— Нитроспрей, что ли? Господи, ещё не хватало. Вам зачем? Сердце болит?
Мотает головой.
— Нет. Но он вроде им хорошо так реа… Реанимируется, вот!
— Пошли в гримёрку. Чай вам надо, крепкий. И сахар проверить. А нитроспрей мне надо пшикать, с вами и вашими Леночками.
Сашка ворчит, чтобы хоть как-то отвлечь и его, и себя. Уводит в гримёрку, где, к счастью, никого нет. Тамара и Петренко, видимо, решили свежим воздухом подышать. Или в очереди стоят, в общий туалет. Сахар оказывается низким. Уже легче, поднять проще и быстрее, чем сбить. Сашка быстро заваривает ему крепкий и сладкий чай, ищет в сумке конфеты.
— Здесь шоколадки есть, — Всеволод Алексеевич тянется к вазочке на столе. — Я отсюда возьму, хорошо?
— На здоровье.
Сашка старается сохранять спокойствие. Молча и грустно смотрит, как он расправляется с шоколадкой, как пристраивает ноги на подножку гримировального кресла, чтобы были чуть повыше, как проводит руками по лицу, забыв, что накрашен.
— Завтра весь день будем лежать, — говорит Сашка. — Подъёмы только до туалета.
— Напугала ежа голой жопой. Да с удовольствием.
Сашка хмыкает. Не совсем всё плохо, раз звучат приколы в стиле Туманова.
— А когда вам надо будет репетировать с вашим собесом?
Туманов пожимает плечами.
— Я ещё не уточнял у организаторов, что там от нас требуется. Всё потом. Когда этот чёртов день закончится.
Под предлогом дамских надобностей Сашка выскальзывает из гримёрки, оставив Туманова допивать чай. Но идёт не в туалет, а к редактору. Самому главному из тех, что в зале. Выше него только режиссёр, а дальше директор канала.
— Всеволод Алексеевич плохо себя чувствует, — без предисловий начинает она. — Но не хочет срывать съёмку. Давайте как-нибудь так сделаем, чтобы для него всё закончилось сегодня побыстрее.
— Это невозможно, — пожимает плечами редактор. — Есть регламент поединков. Съёмки закончатся, когда все наставники…
— Съёмки закончатся прямо сейчас, если Туманов развернётся и уедет, — перебивает Сашка. — Вы мне ещё про беспристрастный отбор расскажите. Про честные выборы и доброго дедушку Ленина.
— Какого Ленина? — ошарашенно переспрашивает редактор.
— Который в Мавзолее. Лежит. Значит так. Меняйте местами ваших конкурсантов. Давайте быстренько отснимем два номера с Тумановым, он скажет на камеру всё, что должен, и мы поедем домой. Остальных доснимете без его бесценного мнения. Потом монтажом добавите его светлый лик. Я думаю, это не сложно.
— Но…
— Вы хотите, чтобы он тут свалился? Скорую вызывать, вот это всё? Завтра во всех газетах… Оно вам надо?
— Я понял…
— Чудесно!
В результате на съёмку ушло каких-то полчаса. После чего режиссёр объявил, что Всеволоду Алексеевичу нужно срочно уезжать на правительственный концерт, поэтому он может быть свободен, остальное доснимут без него. Надо было видеть изумлённое лицо Туманова. Но возражать не стал, позволил Сашке себя увести. В гримёрке она быстро покидала его вещи в сумку, подхватила кофр.
— Всё взяли, ничего не забыли? Поехали, машину нам уже подали.