— Всеволод Алексеевич, можно с вами сфотографироваться? — звучит откуда-то сбоку.
— Простите, ребята, очень спешу на следующие съёмки! — машет он рукой и, приобнимая Сашку на ходу, скрывается в проходе.
Через минуту они уже в гримёрке, и Туманов закрывает за собой дверь на щеколду. Сашка даже забыла, что он может так быстро ходить.
— А до машины как доберёмся? — уточняет Сашка.
— Да сейчас модераторы зрителей выгонят на улицу, и мы спокойно выйдем. Как раз есть десять минут переодеться и водички выпить.
— А какие у вас могут быть следующие съёмки в половине двенадцатого ночи?
— Саша, не придирайся.
Он всё-таки устал. Пытается расстегнуть бабочку, а пальцы не слушаются. Сашка подходит, помогает.
— И что дальше будет с участниками шоу?
Смотрит на неё удивлённо через зеркало гримировального столика.
— А что с ними должно быть? Разъедутся по домам. Петь в своих сельских клубах и на городских праздниках. Может быть, местные газеты про них напишут.
— И всё?
— А ты думала, телеканал возьмёт их в ротацию и будет снимать в «Голубом огоньке» и финале «Песни года»?
— Ну… Если звёзды зажигают, то это кому-нибудь нужно. А звёзды зажгли…
Туманов фыркает.
— Я тебя умоляю, Сашенька. Молодые-то никому не нужны, а этот пенсионный фонд…
Цинично. Но в целом справедливо. Сашка хочет ещё что-то спросить, но замечает, как он откидывается на спинку кресла, прикрыв глаза, и понимает, что он очень устал. И что вопросы ему не нравятся. И что он, наверное, слегка ревнует, что никому не известные пенсионеры, порой старше его, оказываются в центре внимания. Слава богу, что его тоже сегодня обласкали, статуэтку вручили. Не забыть её домой забрать, кстати.
Сашка начинает потихоньку собирать вещи, засунув свои вопросы и комментарии куда подальше. Примерно туда, где уже лежат все её представления о справедливом телевидении, которое ищет новые лица и таланты. Да и зачем лично ей новые? Когда есть один, бесконечно любимый и в меру затраханный талант.
Кутюрье
— И я всё равно решительно не понимаю, зачем мы туда едем.
Сашку раздражает примерно всё. Во-первых, отменился вечер отдыха, хотя Всеволод Алексеевич клятвенно обещал между съёмками «Ты — звезда» лежать в постели. В крайнем случае, на диване. Как же, полежал. Один день максимум. А потом то участники его команды репетировать припрутся, то он с ними на репетиционную базу Мосфильма едет, то вот, пожалуйста, светский выход. Туманов в своём репертуаре. Во-вторых, в салоне такси явно пахнет табаком. Нет, понятно, чья бы мычала. Но одно дело курить дома в форточку, другое — постоянно дымить в замкнутом пространстве. Сашка же не за себя опасается, а за одного товарища, беззаботно рассматривающего столичные пейзажи через тонированное окошко. В-третьих, сам факт, что он вытащил её на чей-то там день рождения, Сашку бесит. Она так и знала. Стоит оказаться в Москве, и у него тут же найдётся миллион дел, старых знакомств и способов весело провести вечер. Нет, если ему хочется, ради бога. Но он же один не пойдёт, потому что мало ли что… А Сашке на гламурных тусовках что делать? Она никого не знает, зато старые знакомые Туманова будут рассматривать её под микроскопом. И завтра ещё пара статей появится в каких-нибудь жёлтых газетах.
— Сашенька, там не будет никаких журналистов, это закрытое мероприятие. Ну пойми, я не могу отказать старому другу. Может быть, это его последний день рождения.
— Ещё лучше, — фыркает Сашка. — Ему исполняется сто?
— Намного меньше, он моложе меня.
— А с чего тогда похоронные настроения?
— У него болезнь Паркинсона.
— Что?
Сашка аж заходится в кашле и резко поворачивается к сокровищу. Вот он вовремя сообщил. По дороге в ресторан. А сокровище сидит такое невозмутимое, красивое до слюнотечения — в белой рубашке с голубым шейным платочком и голубом же лёгком пиджаке. Хоть сейчас на сцену. Сашке вот в бежевом брючном костюме, им же когда-то купленном, но надетом всего пару раз, далеко не так комфортно. Она бы джинсы предпочла.
— И давно?
— Уже три года.
Сашке становится нехорошо.
— Всеволод Алексеевич… Как бы вам объяснить… А вы вообще знаете, что это за болезнь такая?
— Сашенька, я давно живу на свете…
Его любимая присказка, особенно когда надо развенчать какие-нибудь её иллюзии на его счёт.