Он перебрал все женские знакомства, отпущенные ему судьбой, и только в трех случаях нашел отдаленные черты, чем-то напоминающие Джесси; причем один случай падал, странно сказать, на старушку, второй – на малолетнюю девочку и лишь третий соответствовал возрасту Джесси. Это была жена капитана Гойля, сердечная и нервная женщина, которая иногда бегала по столу. На вопрос, зачем ей это нужно, она отвечала: «Не знаю, но в домашней обстановке это действует освежительно. Вы попробуйте». Старушка, о которой мы упомянули, была некогда его квартирной хозяйкой; она сама приносила обед; ее когда-то красивая, а теперь сухая рука дрожала, ставя тарелку, и она произносила одни и те же неизменные, торжественные слова: «Кушай, голубчик». После такого обращения Детрей съедал все, как бы много она ни ставила. Что касается девочки, то ей едва ли было три года, и он ее никогда ранее не видал. Девочка, опередив няньку, решительно пошла навстречу Детрею и, охватив его ноги, сказала тоненьким, убедительным голосом: «Дядя, пойдем к нам».
Все остальные его встречи были развлечением или обязанностью. Решив провести ночь в городе, Детрей, однако, спать еще не хотел. К его услугам всегда был диван одной из полковых канцелярий; он поехал туда, убедился, что его место не занято никаким странником, и, потолковав с дежурным о новостях завтрашнего приказа, отправился в дивизионный клуб. Недавно все получили жалованье, а потому народу было много в баре и в карточной. Детрею было приятно ходить среди охмелевших групп со своим особенным настроением, о котором никто не знает. Он встретил знакомых, между ними – бывшего сослуживца Тирнаура, и сел с ним за отдельный стол.
– Итак, вы еще не женились, – сказал Тирнаур, плотный человек с веселым, соглашающимися глазами, смотря на руки Детрея.
– Нет, как и вы…
– Я был близок, – ответил Тирнаур, – не знаю, жалею я или нет, что дело расстроилось.
– Самые эти слова ваши подозрительны, – сказал, подходя к нему, худой, белокурый офицер в пенсне. – Я вас встречал, – обратился он к Детрею, – в суде, вы были свидетелем.
– О, да, – сказал Детрей, вспомнив имя офицера. – Садитесь за наш стол, Безант.
– Вчера я дал слово больше никогда не играть, – сообщил Безант, усаживаясь, – но сегодня я как-то забыл об этом. А мои партнеры не знали, и, черт меня побери, если я еще когда-нибудь буду прикупать к пиковому тузу!
– Я слышал, что Джонни Рокерт прикупал не с большим успехом, – сказал Тирнаур.
– Гораздо успешнее. Его выручила жена, сказав по телефону, что в доме пожар.
– Но в следующий раз она должна будет вызвать землетрясение?
– Она сделает больше, чего нельзя сказать об Анне Сульфид, которая проигрывает все жалованье своего мужа.
– Все в своем роде хороши. Но что же мы будем пить?
– Я приказал подать бутылку рома, – сообщил Детрей.
– Вы оптимист, – сказал Тирнаур, – я не так самонадеян и ограничусь шампанским.
– Дайте виски и соды, – обратился к слуге Безант, а затем окликнул молодого артиллериста, который, засунув руки в карманы, проходил мимо с сосредоточенным видом:
– Не хотите ли посидеть с нами, Леклей?
– Хочу, – сказал артиллерист и уселся.
Все эти люди были знакомы друг с другом; Леклей пожал руку Детрея и был отрекомендован ему Безантом как лучший стрелок по голубиным садкам. После того все принялись пить.
– Покончим с этим и составим партию в винт, – предложил Тирнаур.
– Я согласен, – сказал Детрей.
– Не лучше ли поставить в баккара? – спросил Безант. – Слышите, какой шум!
– Там мечет фон Вирт, – сообщил Леклей вскользь и со значением.
– А! – сказал Безант, и все умолкли.
– Детрей, расскажите о Медалуте, – обратился Тирнаур. – Ему предсказывали, по крайней мере, дивизию. О нем не слышно теперь.
– Медалут застрелился, – сказал Детрей.
– Не может быть! – вскричали слушатели. Детрей продолжал:
– Медалут был послан в Гель-Гью ревизовать оружейные мастерские и среди хлама нашел старинный пистолет. Он обратил внимание, что не может разглядеть травку фамилии мастера. Через месяц он был вынужден обратиться к врачам, и ему предсказали, что он может ослепнуть. Некоторое время он курил опиум; потом зарядил пистолет пулей и покончил с собой.
– Однако! – сказал Безант.
Дым четырех сигар застлал лица беседующих.
– Я знал его, – проговорил Тирнаур. – Ему всегда что-то мешало жить, хотя он участвовал в шести экспедициях и не был ни разу ранен. Как твои малютки, Леклей?