В связи с возрастающим интересом в мире к жизни достаточно закрытого СССР все большее число иностранных журналистов и мировых телекомпаний хотели иметь эксклюзивные кадры из этой страны, отснятые исключительно для них. Тем более что кинооператоры, работавшие в редакции, оказались вполне способными соответствовать западным телестандартам. Например, ставший фактически их лидером, как на протокольных съемках, так и при создании документальных фильмов, наш Боря Киладзе позднее, когда ГРТИ уже перестала существовать, оставался в кремлевском журналистском пуле еще лет пятнадцать.
Коллектив редакции постоянно рос, и вскоре маленький особнячок без вывески в самом центре Москвы на улице с ласкающим русское ухо названием Сивцев Вражек 25 стал действительно уже маловат. В подвальном этаже хранилась фирменная кино– и осветительная аппаратура на сотни тысяч долларов, а наверху помещались кабинеты начальства и собственно редакционные комнаты, в которых уже не хватало столов и телефонов. Редакции передали еще целое крыло на первом этаже жилого дома на Кутузовском проспекте рядом с метро, сейчас там головное отделение одного из банков. Огромные стеклянные окна, закрытые шторами, выходили частично прямо на проспект, а вход в редакцию, опять-таки лишенный какой-либо вывески, был сбоку. Сразу стало посвободнее, и наш сценарный отдел получил свою комнату с видом на спешащих по Кутузовскому прохожих.
Сложилось так, что в то время в ГРТИ приходили работать люди во многом неординарные. Например, в качестве директора киногруппы у нас появился «гимназист Валера» – Миша Метелкин, знакомый всей стране по роли в сверхпопулярной картине «Неуловимые мстители». Дальше актерская карьера у него как-то не заладилась, и после окончания экономического факультета ВГИКа он пришел к нам в редакцию. Работавшие с ним были довольны, поскольку ему удавалось преодолевать многие бюрократические препоны, просто, что называется, «торгуя лицом», – его узнавали и отказать уже не могли. В ГРТИ я познакомился с Женей Латием, тоже выпускником экономического факультета ВГИКа, ставшим, с некоторым перерывом, моим другом на несколько десятков лет вперед. Женька, у которого румынский язык был родным, неплохо говорил и на родственном французском, благодаря этому он работал некоторое время с собкором немецкого телевидения Вольфом, аккредитованным в Москве и тоже владевшим этим языком. Впрочем, тот скоро уехал, и Латию пришлось переключиться на контакты с братьями-румынами.
Помещение на Кутузовском представляло из себя несколько огромных смежных залов, проходя которые из конца в конец можно было приобщиться к делам и заботам каждого отдела. Однажды я стал свидетелем, как интеллигентная Эмма Милевская, руководительница польского отдела, едва сдерживаясь, отчитывала недавно пришедшего к нам на должность старшего редактора – блондина со стоячей шевелюрой.
Судя по тому, что сдержанная Милевская явно нервничала, сорванное задание было не первым, и первопричиной служило очевидное нежелание новичка включаться в скучноватую редакционной текучку, тем не менее требовавшую постоянной обязательности и собранности. Тот, соглашаясь с фактами, как-то равнодушно кивал головой и лишь иногда вяло пытался что-то возразить.
– Что натворил?.. – спросил я его, когда позднее в тот день мы столкнулись в холле у выхода. – Эмму завести… это надо постараться.
– Да ерунда. – он только махнул рукой. – Ну забыл. так, что теперь… мораль публично читать…
Кто мог в редакции предположить, что этот спокойный мужик, которому уже тогда было за тридцать, закончивший журфак МГУ, через несколько лет станет известен всему СССР. Его портреты с благородной сединой люди будут хранить как иконы, исцеляющие от всех сглазов и недугов. Как он объяснял впоследствии, собирая материалы в качестве журналиста о действующих шарлатанах и доморощенных целителях, он неожиданно почувствовал в самом себе «некую силу, насыщенность аномальной энергией». Заряженной им по телевидению водой сотни людей всерьез лечили мыслимые и немыслимые болячки, а его выступления собирали в залах по всей стране тысячи жаждущих. И сегодня еще имя здравствующего нашего тогдашнего коллеги – Алана Чумака – вызывает у людей множество полярных эмоций.