А я долго-долго еще лежал на песке, вспоминал сегодняшний день и думал о Феофане. Я вдруг понял, что жизнь его здесь, в этом глухом углу, сродни подвигу. Тихому, незаметному, но подвигу. Вот сегодня чуть не погиб на наших глазах. И даже забыл об этом, и не говорит, и не вспоминает. Один-одинешенек. Рядом только медведь, которого зовут Васей. А рыбацкий труд, тяжелей которого есть ли что? Стоят в море юнды, их надо спасать от штормов, сушить, чистить, проверять… Да еще без напарника. Напарника вот не дали, сказали — и так мужиков не хватает. Тяжело ему, Феофану.
А Феофан, кажется, счастлив, нашел, говорит, здесь покой и волю. Кто знает, впрочем, рассуждал я, чем он определяется, тот уровень житейского благополучия, который смело можно было бы назвать счастьем? Говорят, счастье не в деньгах, а в их количестве. Но любого количества денег для счастья, наверно, все же мало, не хватит их для полного счастья. Хотя, может, это и не так. Каждому свое. Феофан же нашел свое счастье здесь, на пустынном берегу, в глухом уединении, в работе. Похоже, не врет, не лицемерит.
Потом в избе, когда я уже снял сапоги и начал устраиваться на ночлег, очень вдруг захотелось увидеть медведя Ваську, Феофанова приживальца и нахлебника. Я прокрался к окошку, приник лбом к стеклу и долго старательно вглядывался в густосумеречные очертания берега. Но Васька почему-то не пришел. Наверно, не привык еще к нам, к посторонним.
Сюрприз
— Можно зайти?
В дверях стоял молодой, лет тридцати пяти, мужичок, невысокий, рыжеватый, крепкий, по виду деревенский: лицо обветренное, рябоватое, подстрижен неровно. В левой руке смятый берет, в правой — портфель из кожезаменителя, потертый и тяжелый.
— Немного попозже, я сейчас занят, — сказал руководитель отдела.
— Попозже… это как, через сколько минут? — спросил мужичок. — Я ведь тоже тороплюсь.
— Минут десять — пятнадцать, можете? — руководитель отдела нахмурился.
— Ну попробую, — помялся недовольный мужичок и вышел.
— Вот же фрукт, — сказал сам себе руководитель отдела и выдвинул опять из стола ящик. Там лежал раскрытый «Огонек» с интересной публикацией. Было утро, первые полчаса он уделял знакомству с прессой. Все сотрудники отдела об этом знали и не лезли в кабинет, а тут приперся какой-то деятель из леса с портфелем.
Прошло минуты три, не больше, по крайней мере, так ему показалось. Опять стук, и дверь решительно растворилась. Руководитель отдела не любил решительно открывающихся дверей. От тех, кто их так открывает, всегда трудно отделаться.
— Извините, у меня теплоход, вернее, самолет, времени нету совсем.
Руководитель задвинул ящик: чтение придется отложить. Эхма!
— Ну что там у вас, какие проблемы?
— Скажите, ваша лаборатория занимается проектированием плотин?
— Во-первых, не лаборатория, а отдел, — поправил руководитель, недовольный еще и тем, что его такие вот посетители понижают в ранге.
— Прошу простить. Так ваш или нет?
— Плотинами, в частности, занимаемся тоже, что дальше?
Посетитель неожиданно резко шагнул вперед, выставил грубую ладонь.
— Павловский Феофан Александрович, рыбак колхоза «Заря», будем знакомы.
Ох уж эта напористая непосредственность провинциалов. Ясно же: нет у него никакого самолета. Вредность одна крестьянская. Руководитель отдела, не вставая с кресла, протянул руку.
— Жмуриков, начальник отдела проектирования, очень приятно. — И иронически усмехнулся. — Что привело вас к нам в институт, товарищ рыбак? — Жмуриков сложил руки «крестом», ссутулился.
Павловский без приглашения сел за приставной стул, положил на колени портфель, сказал устало:
— Я плотину решил сделать, вернее, две.
Жмуриков понял: перед ним очередной дилетант, доморощенный Кулибин, да еще с гонором. Очень надо на него время тратить.
— Вы к сотрудникам нашего отдела обращались? Почему вы сразу к начальнику рветесь?
— И не собираюсь я к ним обращаться, — махнул рукой мужичок. — У них одни разговоры: все решает руководство.
Жмуриков качнул головой, вздохнул:
— Через Ниагару или Волгу? Что вы там собрались покорять?
— Да нет, я не шучу, у меня чертеж есть.
— Чертеж, это уже серьезно, показывайте, любопытно.
Павловский щелкнул застежками старого портфеля, сначала вытащил и положил на стол какие-то железки, объяснил:
— Это не то, это запчасти к «Вихрю».