Пьер Жиль Вебер
Фанфан-Тюльпан
ЧАСТЬ I
ПЕРВЫЙ КАВАЛЕР ФРАНЦИИ
Глава I
ПЕРВЫЙ ПАРЕНЬ НА ДЕРЕВНЕ
— Внимание! Внимание!
Дорогие господа и прекрасные дамы, горожане и поселяне, барышни и слуги, чиновники и военные! Этот бальзам был мне подарен в знак дружбы одним корсаром, берберийским пленником. Он лечит от всего: от лихорадки и от мозолей на пятке, от поясницы и от грудницы, от ревматизма и от метеоризма, от спазмов желудка и от помутнения рассудка, от неудачной любви и от заражения в крови! Намажьте больное место — и болезни как не бывало! Попробуйте! Заплатите потом!
Я имею специальное направление от ведомства по торговле целебными средствами двора его величества Людовика XV, подписанное лейтенантом полиции господином д'Аржансоном, и могу позволить себе во имя человечества и самого святейшего отца, папы Римского предложить вам испробовать чудесное действие бальзама!
Ну, давайте, подбегайте! Берите, хватайте, на себе испытайте! Эге-гей! Сюда поскорей!
Вот какая речь звучала в селе Фикефлёр, в Нормандии, во время праздника Цветущих яблонь. На улицах было полно народу, так как в этот праздничный день 14 мая 1743 года здесь собрались крестьяне со всей округи, и никто из них ни за какие блага на свете не пропустил бы существующее издавна любимое празднество.
Лунный свет ярко освещал село; не только в садах, но и на лугах, на полях, среди соседних виноградников, сгибаясь под тяжестью уймы белоснежных цветов, бурно и радостно цвели деревья, как будто они тоже получали удовольствие, славя свою годовщину.
Главная улица села гудела от говора и веселых восклицаний.
Нормандские домики, огороженные кустами и заборами, были украшены гирляндами листьев и цветов, как затянутые в корсеты важные дамы.
Все надели нарядное платье: на мужчинах были синие блузы, туго накрахмаленные и широкие, как колокола, на женщинах — пестрые шали и высокие стоячие чепцы; молодые девушки воткнули в волосы веточки цветущих яблонь, а парни по такому торжественному случаю старательно причесались.
Повсюду перед дверьми стояли бочки сидра, через отверстия которых лилась золотистая жидкость; аромат жареных колбас реял в воздухе, дразня здоровый аппетит поселян.
На площади, перед корчмой папаши Туана, веселье было в разгаре: трое музыкантов, взобравшись на бочки, с воодушевлением пиликали на скрипках, а мальчик-слуга изо всех сил дул в деревянную дудочку. Сабо ритмично постукивали: трам-трам-там, трам-та-та-там…
Опьяненные местными старинными мелодиями, парни, вытянув руки, поднимали в воздух своих подруг под шумные одобрительные возгласы окружающих.
На церковной площади у реки, в гуще толпы, среди фокусников, кукольников, дрессировщиков и предсказателей судьбы водрузили длинный наклонный шест. На его верхушке, которая отражалась в реке, был прикреплен букет полевых цветов. По скользкому и качающемуся шесту карабкался вверх толстый краснощекий парень: его почти напрасные усилия сопровождались подбадривающими и насмешливыми возгласами:
— Ну, ну, давай, Жан-Мари, еще немножко, и ты — наверху! Букет тебя ждет! Эх ты, жирная туша! Этак ты и столб сломаешь!
Задыхаясь и раскачиваясь, Жан-Мари уже почти дотянулся до букета, но вдруг нога его соскользнула, он поехал вниз, а потом тяжело плюхнулся в воду. Взрыв хохота всей толпы сопровождал его падение. Девушки заливались так, что чуть не лопались их корсажи; парни, перегибаясь пополам, хлопали себя по бедрам; а бедняга, в досаде и ярости, мокрый до нитки, добирался до берега.
В это время, перекрывая шум, отчетливо зазвучал громкий голос:
— Теперь твоя очередь, Фанфан! И постарайся отхватить большой приз!
Это был господин Бальи собственной персоной; он,в качестве распорядителя праздника, вызвал на состязание красивого молодого парня лет двадцати, с которым в это время напропалую кокетничал целый рой хорошеньких девушек.
Этот молодой человек, среднего роста, подтянутый и стройный, отличался особым природным изяществом, которое, вместе с лукавой живостью взгляда, отчетливо выделяло его среди деревенских увальней одного с ним возраста; закрученные кверху небольшие усики придавали ему сходство с военным; он был в одной рубашке, его мускулистые ноги были обтянуты плотной полосатой хлопчатобумажной материей, а короткий туго прилегающий жилет в цветочек подчеркивал талию. Молодой человек, имя которого назвал Бальи, легким шагом вышел вперед к наклонному шесту. Все мгновенно стихли, как по мановению волшебной палочки. Даже танцующие пары прервали танец и стали смотреть, как он продвигается вперед.
Фанфан уже давно пользовался известностью во всей округе благодаря своей силе и отваге. Первый красавец в деревне, он был дерзок и бесстрашен. Его смелым поступкам не было числа. Однажды на ярмарке он один усмирил взбесившегося быка, который мог бы изувечить множество людей. Не раз ему приходилось спасать тонущих мальчишек, заплывших далеко в реку или увязших в болотах. Иногда на пари за кружку сидра или просто так, чтобы показать, что он умеет, он укрощал самую непокорную лошадь в округе, без седла и даже без узды. Он показывал такие чудеса вольтижировки, глядя на которые умерли бы от зависти знаменитые наездники его Величества. Поэтому все девушки восхищались им безгранично, и не было ни одной, в сердце и мечтах которой он не занимал бы значительного места.
Но Фанфан не обращал внимания ни на какие заигрывания. По правде говоря, он был влюблен в самую красивую девушку в Фикефлёр, единственную дочь пономаря Магю, в нежную, очаровательную Перетту, крестницу баронессы Клэрфонтен, чей изящный дворец вырисовывался на фоне соседней долины стройными контурами своих башен.
Баронесса, бездетная вдова, любила свою крестницу и сама руководила ее воспитанием. Она дала ей возможность учиться не только чтению и письму, но еще музыке и танцам, приобрести хорошие манеры; Перетта все очень легко схватывала, быстро приспособилась к образу жизни хорошего общества и стала, как говорят, настоящей барышней.
Когда Фанфан признался ей в любви, ее сердце не могло противиться и забилось в унисон с сердцем того, кто уже раньше сумел его завоевать. Короче говоря, Перетта любила своего Фанфана так же пылко, как Фанфан любил Перетту.
В тот момент, когда Фанфана вызвал бальи, шест был окружен толпой зевак. Фанфан одним прыжком вскочил на него. Он сбросил башмаки, чтобы легче было двигаться, и балансируя руками, пошел по наклонному шесту, к его верхушке с букетом цветов. Когда он, под общий гул восхищения, уже почти достиг цели, из его уст вырвался негромкий крик: он заметил несколько в стороне от толпы зевак прелестную золотоволосую шестнадцатилетнюю девушку с синими глазами и осиной талией, которая неотрывно смотрела на него; личико ее светилось горячим сочувствием и застенчивой нежностью.
Это была Перетта! Тогда, без колебаний, не обращая внимания на расставленные рядом призы — безделушки и лакомства, — он удвоил усилия, протянул руку к букету цветов, быстро схватил его и бросил к ногам девушки, которая подняла букет, залившись краской смущения.
Громом аплодисментов зрители встретили этот галантный жест. Фанфан легко спрыгнул на землю и сквозь толпу, выкрикивающую похвалы, бросился к улыбающейся, растроганной и взволнованной Перетте. Но они не успели сказать друг другу ни слова: их окружила ватага веселых парней и хохочущих девиц и закружила в быстро вертящемся хороводе. Послышались возгласы:
— Браво, Фанфан!
— Да здравствует Фанфан и его суженая!
— Да здравствуют влюбленные!
— Когда свадьба? — кричали они, танцуя и кружась.
Фанфан сияющими глазами смотрел на Перетту, а она, все более смущаясь, потупилась.
— Ах, если бы они говорили правду! — вскричал Фанфан, нежно взяв в обе руки маленькую ручку Перетты. И добавил: — Ты ведь знаешь, дорогая, что я живу только для тебя!
Дрожащим, но счастливым голоском, звуки которого напоминали песню малиновки, Перетта пролепетала: