Маршал с удивлением привстал в кресле. Уже поднимался занавес, актеры и актрисы в крестьянских костюмах все вышли на сцену, чтобы приветствовать короля, который отвечал им любезной улыбкой, и первые реплики прозвучали в веселой атмосфере публики, целиком состоящей из военных.
В это время герцог Камберлендский начал осуществлять решение, принятое утром. Английские войска пошли в наступление, взяв направление прямо на правое крыло фронта, и Люрбек, уже надевший мундир полковника гренадеров гвардии английского короля, отдавал вместе со своим начальником последние распоряжения о построении войск. Шотландский дивизион проскакал, подняв облако пыли. Артиллерия уже вступала в бой, и наблюдатели на передовых французских постах увидели на равнине идущие прямо на них вражеские батальоны.
Командующий полком Рояль-Аженуа полковник, стоявший со своим полком на крайней позиции правого крыла, увидел, что к нему сломя голову неслись двое офицеров, бледных, как смерть, которые уже издали кричали во весь голос:
— Нас предали! Враг хочет прорвать фронт по краю правого фланга!
Это были друзья Д'Орильи, которые, послушавшись совета Фанфана-Георгина, примчались туда, где угроза была наиболее опасной. В то же мгновение град ядер обрушился на маленькую группу. Те, кто принесли это известие, умчались назад, а пехотинцы приготовились отражать удар противника, превосходившего их численно в десять раз.
Маршал Саксонский, пораженный неожиданной и непредвиденной канонадой, спрашивал себя: сигнал ли это к генеральному наступлению или просто артиллерийская подготовка к первоначальным атакам на аванпосты. Но тут он увидел, что к ним мчится его штандартоносец, который, отдав поклон королю, вскричал:
— Сир, господин маршал, я принес вам очень важные новости!
Король встал, сохраняя спокойствие и решительность. Грохот пушек приближался. Актерам сделали знак, и представление остановилось.
А Фанфан продолжал:
— Неприятелю удалось похитить документы, которые обнаружили перед ним все наши позиции. Шпион сумел выкрасть наши планы во время пожара в замке.
— Проклятье! — вскричал маршал, не поднимаясь со своего кресла.
Пушечные выстрелы уже грохотали без перерыва.
— Господа! — заревел маршал.
Прибежали офицеры и сгрудились полукругом около его кресла.
— Господа, все — по местам! Нас предали! Я надеюсь на ваше мужество и уверен, что вы сумеете защитить нашего короля и благополучие французского королевства!
Бравый Вояка, слышавший все это, опустил занавес. Генеральный штаб мгновенно рассеялся.
— Сбегай за моей повозкой! — приказал Морис Саксонский Фанфану.
Маршал уже не мог держаться на коне, и ему соорудили маленькую повозку из ивы, которую везла пара англонормандских лошадей. Его экипаж мог проехать где угодно — по корявой проселочной дороге между бороздами, по вспаханному полю, и маршал мог, сидя в нем, следовать за движением войск и руководить ими. Фанфан поспешно побежал за экипажем. «Зрительный зал» перед театром незаметно опустел. Канонада становилась все сильнее, все ближе. Шотландцы опрокинули первые ряды французов и двигались к Фонтенуа. Актрисы, перепуганные до смерти, жались к госпоже Фавар. Бравого Вояку, которого шум войны привел в возбужденное состояние и заставил вспомнить свои молодые годы, вдруг осенила идея. Он бросился на сцену, похватал оружие, изображавшее трофеи, и, собрав актеров, раздал им сабли, пики и ружья.
— Вперед, друзья! — закричал старый ветеран. — Давайте покажем, что мы умеем драться не только на сцене, но и способны защитить наши знамена!
Комик, суфлер и костюмер схватили оружие и, с песней, ушли. В это время повозка маршала уже появилась в аллее, и Фанфан помог военачальнику усесться на подушки. Потом, пришпорив лошадь и отсалютовав шляпой госпоже Фавар, он вскричал:
— Прощайте, мадам! Я иду драться, во-первых, за Францию, во-вторых — за Перетту. И клянусь, что я вам ее привезу!
Глава XIV
ФОНТЕНУА
Войска герцога Камберлендского и старого маршала Кенигсмарка насчитывали около пятидесяти пяти тысяч человек. Соединенная армия состояла из двадцати английских батальонов и двадцати шести ганноверских эскадронов, двадцати шести батальонов и сорока эскадронов голландцев и восьми тысяч австрийцев. Французы, сохранившие некоторое количество войск после сражения под Турнэ, по численности были им почти равны. Правое крыло французской армии, которую мы видели отражающей атаку шотландцев, опиралось на деревню Антуан; центр расположения французских войск дислоцировался около Фонтенуа, левое крыло — около Рамекруа, Рюминьи и горы Трините.
Вся масса людей разместилась в ширину (по фронту) на тысяче метров, в глубину — на двух тысячах метров, причем поле битвы было пересечено оврагами, вдоль которых, с одной и с другой стороны стояла тяжелая артиллерия. Приходилось драться на небольшой площади, как это бывало давно, в старые времена, и кровопролитие ожидалось ужасающее.
Когда герцог Камберлендский бросил в бой свои первые батальоны, Кенигсмарк отправил к нему одного из офицеров генерального штаба и передал с ним совет не вводить в бой одновременно слишком много войск. Старый австрийский лис, всегда хорошо информированный, отлично знал мощность артиллерии противника: он настойчиво уговаривал английского союзника проявлять осторожность и сначала стараться вымотать войска на правом крыле, до того как бросить под пушки маршала Саксонского главную часть армии.
Но пыл Камберленда, стремящегося как можно скорее сокрушить французскую армию, помешал ему прислушаться к мудрому предостережению: как только он заметил, что сопротивление на правом крыле французов слабеет, он тут же приказал князю Вальдеку углубиться в расположение французов около Антуана и Фонтенуа.
Этот генерал, тоже торопившийся отличиться в битвах во главе голландцев, отдал приказ двигаться вперед, и его двадцать шесть батальонов начали наступление плотным фронтом. В то же самое время англичане двинулись в атаку на Фонтенуа, и селение внезапно оказалось в центре битвы, в которой решалась судьба Европы. Чудовищный грохот, раскатившийся по окружающим равнинам, сотряс воздух. Белые клубы дыма, похожие на фантастические огромные цветы, плавали над массой людей. За пехотой, уже вступившей в битву, кавалерия терпеливо ждала приказа тоже идти в атаку. Погода была великолепная. Солнце сияло так, словно ему хотелось послать людям, которых косила смерть под безжалостными ядрами, самые горячие свои лучи на прощание, как бы в награду за страшную бойню. В громе разрывов, в дыму, в общем шуме все же можно было различить команды, яростные крики офицеров и нижних чинов на всех языках Европы и на всех диалектах Франции. Но над всем поднимались крики, стоны, вопли раненых и возгласы, обращенные к матерям, — ибо когда человек умирает — откуда бы родом он ни был — из Нижней Бретани или Верхней Швейцарии, из Померании или Голландии, из Турени или Пруссии, — он всегда зовет ту единственную, которая дала ему жизнь. Ко всей этой жуткой симфонии еще присоединялись и звуки музыки, словно жалобы флейт, грохот пушек, рокот барабанов пытались заглушить страшный зов смерти…
Маршал Саксонский велел отвезти его повозку на холм, с вершины которого он мог управлять битвой. Его поразительная интуиция, помогавшая ему в каждый момент боя разгадывать намерения противника, помогла ему и сейчас: он сразу понял смысл маневра Камберленда.
— Введите в бой всю артиллерию! — закричал он изо всех сил.
Пятнадцать связных офицеров в ту же секунду бросились передавать его приказ. Из-под копыт лошадей полетели клочья земли, которые засыпали Фанфана, с трепетом ловившего каждое слово военачальника.
Неподалеку, на небольшом бугорке, окруженные своими главными помощниками, король и дофин, верхом, наблюдали в зрительную трубу за тем, как разворачивается начало гигантского сражения.
Эхо Фландрии подхватило раскаты залпов всей французской артиллерии сразу. Артиллеристы, как на параде, непрерывно заряжали пушки, заталкивая в них заряды. Стрелки зажигали фитили, и как только пушки выпускали ядра, их тут же заряжали снова. Офицеры корректировали наводку. Все действовали слаженно и точно, как настоящие мастера. Одна из батарей полка Мэзон дю Руа, отлично наведенная, проделала кровавые прорехи в ганноверском полку англичан. В их рядах началось смятение. Камберленд, наблюдавший за ходом операции, заметил опустошения, произведенные французскими пушками. Выкрикивая приказ за приказом, он ругался и богохульствовал как одержимый. Сразу же два галльских батальона пришли на помощь ганноверцам, но и они понесли большие потери от артиллерийского залпа, пригвоздившего их к месту. Тогда князь Вальдек бросил на поле сражения эскадрон улан, но новые ряды скошенных ядрами людей и лошадей легли на землю. В этой бойне уцелело всего полтора десятка человек.