Нельзя, конечно, сказать, чтобы я стал много лучше понимать в зельях, однако откровенных ляпов уже не делаю. То ли выработался иммунитет на снейповское презрение, то ли он просто уделяет теперь моей особе меньше внимания. Как-никак он согласился взять меня в класс — уж не знаю, какими посулами его убедил это сделать Дамблдор, но факт, что называется, налицо. Теперь Снейп редко обращает на меня внимание во время урока. А потому мои дела по части приготовления зелий пошли на лад.
Гермиона заправила волосы за ухо и пробормотала что-то вроде «спасибо». Я ответил ей таким же нечленораздельным «пожалуйста». Минуту спустя она встала и решительно произнесла — вполголоса, чтобы не привлекать внимания мадам Пинс:
— Гарри, давай пойдем погуляем.
Я опешил и уставился на нее в крайнем недоумении:
— Гермиона, ты что — перезанималась? Быть такого не может!
— Пойдем, Гарри, — отозвалась она, не обращая внимания на мой тон, — я хочу спросить тебя кое о чем.
Мы молча сдали книги и вышли из библиотеки.
— Куда теперь? — полюбопытствовал я, — в гостиную?
— На улицу, — сосредоточенно ответила Гермиона. На лице у нее читалась крайняя озабоченность.
На улицу так на улицу — зимний день уже угасал, однако часа полтора светлого времени в запасе у нас еще было. Мы оделись и направились к недавно замерзшему пруду, в котором на дне спал огромный кальмар.
Гермиона шла молча, но я не заводил разговора первым. Сколько раз мы с Роном нарывались на раздраженное «не мешай мне думать», трудно сосчитать, так что я помалкивал.
Наконец Гермиона решительно повернулась ко мне и тронула за рукав, приглашая остановиться. Она, видимо, уже заготовила начальную фразу, однако стоило нам встретиться глазами, как она смутилась и потупилась.
Это мне совсем не понравилось.
— Гермиона, — начал я осторожно, — у тебя какие-нибудь неприятности? Что-нибудь произошло?
Она отчаянно потрясла головой. Я заметил, что щеки у нее пунцовые, и вряд ли дело в морозе — на нас были зимние мантии с меховыми воротниками и теплые шапки, а прогулка длилась не так долго. Гермиона не могла еще замерзнуть. У меня зародилось смутное и очень нехорошее предчувствие. Я торопливо загнал его обратно туда, откуда оно вылезло. Не может она догадываться об этом, твердил я себе, переминаясь как дурак с ноги на ногу и созерцая гермионину чёлку и заалевшую мочку уха. Наконец она справилась с собой.
— Гарри, — проговорила она негромко, полузакрыв глаза, — ты знаешь, что я твой друг. Так же, как Рон. Ведь так? Скажи?
— Да, — ответил я осторожно, еще не понимая, куда, собственно, она клонит.
— Тогда, Гарри, пожалуйста, скажи правду.
Ах, как я не люблю, когда меня призывают быть правдивым. Так и тянет поступить наоборот. Ну да ладно, подумал я, еще не представляя себе, что именно мне предстоит сказать.
— Гермиона, ты бы лучше объяснила, что случилось — или спросила то, что хочешь спросить, — предложил я, слегка улыбнувшись. Она помялась несколько секунд, а потом проговорила, с трудом подбирая слова:
— Гарри… это, наверное, не моё дело, и ты вправе так и сказать мне… Только пожалуйста, пожалуйста, не сердись на меня… Ну, словом: Гарри, мне кажется, тебя не интересуют девушки?
Если я и опасался чего-нибудь в подобном роде, я все равно оказался неподготовлен. Я стоял, не в силах выдавить ни звука, и только моргал на Гермиону из-за стекол очков, которые машинально поправлял и поправлял на переносице. Гермиона стояла тоже ужасно смущенная и теребила разноцветные кисти своего красно-жёлтого шарфа. Я не сразу обрел дар речи:
— С чего ты взяла?
— Я давно заметила, как ты разговариваешь — со мной, с Джинни, с Луной, не знаю, с кем еще — со всеми нашими девчонками. Только с Чу ты не держался, как со «своим парнем». Правда, Гарри, ты ни разу не обращал внимания? Ты не робеешь, не смущаешься, как Рон, не бываешь невыносимо наглым, как Малфой, не смотришь с таким пренебрежительным видом, как Финниган… Ты всегда приветлив. А если посмотреть, как ты общаешься с ребятами — ну, кроме Рона, конечно — нет, ты и там свой, особенно на нашем курсе… Ну не знаю, Гарри! — окончательно расстроилась она, — может быть, меня подвело воображение… Не сердись на меня, ради Бога! Ты так на меня смотришь…