— Что ж, Гарри. Думаю, смысл пророчества тебе известен. Не так ли? — Волдеморт дважды коротко взлаивает смехом. — Как и мне. Но в отличие от твоих наставников, у меня нет сомнений в исходе нашего поединка. А у тебя?
В отличие от моих наставников… У меня только один подлинный наставник. Я на секунду вижу его абсолютно четко — сидящим за своим столом в кабинете, что-то пишущим и время от времени отбрасывающим с лица длинные черные волосы. Волдеморт не разглядит его в моих мыслях сквозь зеркало — а я успею попрощаться. Северус, обращаюсь я к нему беззвучно. Северус… На секунду мне кажется, что он слышит меня — я даже представляю, как он вскидывает голову. И картинка гаснет — чудовище передо мной требует поддержания диалога.
— Ты поэтому и явился лично? — говорю я ему вместо ответа. — Одолеть с расстояния не вышло — в финале не уверен? Или соскучился?
Волдеморт изгибает тонкие губы, обнажая ряд неровных зубов:
— Может быть, мне доставит удовольствие полюбоваться на твое удивление, когда ты поймешь, что зря так долго бегал от меня.
— Я от тебя? — Скулы сводит болью, расползающейся от висков, но я усмехаюсь. — Ты себе льстишь, Риддл.
— Не смей меня так называть! — Угроза в его голосе смертельна, как яд кобры, но мне ведь так и так не уйти отсюда, вежливо простившись.
— Почему? Разве не ты прятался по темным углам, по собственным дневникам, по кладбищам, не рискуя сунуться в Хогвартс, пока не освободятся твои драгоценные Пожиратели смерти?
— А ты в это время трусливо отсиживался под защитой вместо того, чтобы выйти и умереть, как подобает мужчине, а не трусливому сопляку!
— Так ты и правда хотел, чтоб я вышел! — я смеюсь, — ты считаешь, я совсем идиот?
— Ты трус, Поттер. Ты просто трус. Мне не хватит слов, чтобы передать тебе степень моего отвращения к тебе, — лицо Волдеморта почти не меняется, а у меня на секунду темнеет в глазах. Каждый следующий шаг дается труднее предыдущего. Я понимаю, что он просто выматывает меня, ждет, когда я на секунду утрачу бдительность, что давит на меня всей своей мощью — но ничего не могу ему противопоставить. Кроме решимости держаться до конца.
— Может быть, я и трус. А ты мерзавец, — я плюнул бы в эту ненавистную физиономию, но не могу позволить себе подобной роскоши. Это означает изменить положение тела.
— Пора кончать этот фарс, — хрипит он. Мы описали половину круга и теперь стоим, поменявшись местами.
— В самом деле? — откликаюсь я, — тебе надоело общаться со мной? Прежде, как мне помнится, тебе это нравилось…
— Авада Кедавра! — свистящий полушепот и опаляющая насмешка в глазах без белков и радужки.
— Авада Кедавра! — я кричу ответное проклятие так же стремительно и четко, как будто долго тренировался, но успеваю только отсрочить неизбежное. Волдеморт хорошо подготовился к этому моменту. А я до сих пор не представляю, как выкрикнул бы это первым. Грош цена всей моей подготовке — может, я и успел бы, если бы не колебался. Знать, что выход — только смерть, его или моя, и сомневаться… Слабак.
Зеленые лучи перекрещиваются на полпути и начинают ветвиться, расползаться в разные стороны, образуя сферический купол над нами. На сей раз призраки родителей и других людей, павших от его палочки, не появляются. Может быть, они лишь раз могли это сделать, может быть, это только моя битва. Я чувствую, как нагревается моя палочка — наверное, здесь не обошлось без его помощи. Но даже если дерево станет обугливаться и до кости жечь пальцы, я не уроню заклятия.
— Ну и что? — я задаю вопрос ни о чем, просто чтобы не поддаться дурноте, одолевающей меня, клонящей в сон. — Долго так стоять будем?
— Думаю, нет, — насмешливо отзывается Волдеморт и медленно лезет за пазуху. И меня осеняет, что именно он вынет оттуда, раньше, чем я вижу вторую палочку, занимающую место в его левой ладони.
Этого я предусмотреть не смог. Все. Это конец.
Я позволяю себе медленно моргнуть — сперва долго-долго опускать ресницы, потом насладиться темнотой, потом снова поднять их… Северус и Гермиона. Больше не с кем прощаться. Простите меня.
— Crucio! — раздается рядом со мной знакомый голос. Голос, в котором слышится сталь и ярость. В следующий момент мою щеку обдает порывом воздуха — и я понимаю, что мы больше не одни в коридоре. Вокруг моей талии обвивается рука, не позволяя мне упасть, очень вовремя обвивается — и я узнал бы, кто это, даже если бы меня лишили всех чувств, кроме обоняния. Слабый запах эвкалипта.
Я не позволяю себе обернуться и убедиться — я и так знаю, что ошибки быть не может.