Я вскидываю палочку, чтобы произнести разбивающее заклинание — и опускаю, потому что дверь открывается.
С последней ступеньки медленно вращающейся лестницы на меня смотрит мадам Помфри — смотрит — и отворачивается под моим обвиняющим взглядом.
— Рассказали, — говорю я, усмехаясь и не пытаясь показаться вежливым. — Что ж, значит, меньше времени уйдет на объяснения. — Она хочет что-то сказать, но я поднимаю ладонью вверх свободную левую руку, отметая любые слова. Я не хочу слушать. Они все правы. Они всегда правы. Они знают, как для меня лучше. Они меня вырастили. Чтобы я убил Волдеморта, спас их, и они снова решали мою судьбу так, как им кажется, для меня правильнее. Больше этот вариант работать не будет.
Мадам Помфри полуиспуганно отодвигается в сторону, пропуская меня, Рон ни на шаг не отстает, и двери магического лифта закрываются за нашими спинами. Я тру руками горячие глаза. У меня нет температуры — есть лишь четкое понимание того, что сейчас я, возможно, рву все нити, связывающие меня с Хогвартсом. И абсолютно неизвестно, будет ли Снейп благодарен мне за вмешательство. Но я делаю это не ради него. И не ради себя. Ради того, что мы пережили там — в том пустынном коридоре, который я до самой смерти не забуду. Потому что теперь моя слава рискует накрыть меня, как цунами, а его участь незавидна. По правде должно бы быть наоборот. Я тысячу раз был бы мертв, если бы не он. Любовь? Какая к основателям всех факультетов любовь. Просто чувство справедливости. Мне не приходится думать о том, правильно ли я поступаю — да и времени нет. Чувствуя себя, как подхваченный сильным течением, я вдруг понимаю, что ни черта не боюсь. Совсем не боюсь — ни слов, ни действий. Магия, моя собственная, врожденная магия, рвется на волю как никогда раньше, подогреваемая гневом, и я прячу палочку, не уверенный, что смогу сохранить спокойствие и не воспользоваться ею.
Вам придется считаться со мной, директор.
Даже теперь, когда от меня больше не зависит судьба этого долбаного волшебного мира.
Дверь кабинета приоткрыта. Я стучу — и вхожу, не дожидаясь приглашения. Наверное, я бледен и уж точно не сияю улыбкой, но Дамблдор, конечно, ждет меня — иначе что бы здесь делала мадам Помфри. Я стираю со лба холодную испарину и иду вперед, не опуская взгляда. Рон следует за мной по пятам.
— Гарри! — улыбается директор, — как я рад, что ты наконец пошел на поправку!
— Спасибо, — я киваю и нахожу взглядом кресло, ближайшее к его столу. Прохожу и сажусь, не спрашивая разрешения. Рон облокачивается сзади на мягкую спинку и молчит — только часто и неровно дышит.
— Должен признаться, мы очень переживали за твое здоровье, мой мальчик, — продолжает Дамблдор как ни в чем не бывало.
Я помню, как он рассказывал мне о неизбежности войны. Через год. Прошли каких-то полтора месяца — а все уже случилось. И теперь надо разобраться с последствиями.
— Спасибо, сэр, — говорю я ровно, продолжая смотреть ему в лицо. Я делаю это так долго, что, пожалуй, меня можно назвать бестактным. — Со мной уже все в порядке.
— А ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? — Дамблдор призывает три чашки, чайник, постукивает по нему палочкой — и из носика начинает идти пар. — Должен признаться, ты пока не очень хорошо выглядишь.
Он улыбается, и еще зимой я не заметил бы натянутости в этой улыбке. Но сейчас я вижу, что ему неуютно под моим сосредоточенным взглядом. Я прищуриваюсь, рассматривая столешницу массивного стола из какого-то светлого дерева.
— Со мной все в порядке, сэр, — бесстрастно повторяю я, — мне хотелось бы узнать, что я пропустил, пока был без сознания. Как вы поступили с телом?
Дамблдор на мгновение замедляет движения чайной ложечки. То, что мы не притрагиваемся к налитому чаю и не садимся к столу, его, похоже, не смущает.
— С телом, Гарри? Ах, ты говоришь про…
— Волдеморта. Про кого же еще?
— Его опознали и похоронили на следующий же день после того, как ты… — Дамблдор делает паузу, многозначительно кивая в бороду. Должно быть, он ждет от меня какой-то реакции, но, не дождавшись, продолжает: — Разумеется, тебя наградят. Орден Мерлина первой степени дожидается своего часа, только, боюсь, придется сперва выдержать утомительную пресс-конференцию. Ты теперь герой всего магического мира, о тебе хотят знать, читать, слушать по Маградио…
— О чем слушать? — прерываю я поток слов, глядя на чашку, поставленную на торце стола так, чтобы я мог дотянуться. — О совершённом наконец убийстве? Благодарю покорно.