— Может быть, пойдем? — как будто читает мои мысли Гермиона. — Алаверды, Гарри: вы классно смотритесь. Все трое. И тебе очень идет этот ансамбль.
Ну, ансамбль — это спорный вопрос, но единственная шелковая серо-голубая рубашка оказалась опять же единственной вещью, которая будет уместно смотреться на предстоящей публичной экзекуции. Мантии не требуются, и то слава Богу. А джинсы я оставил те же самые, будничные. Так что ансамбль — сильно сказано… Однако пора.
— Пойдемте, — соглашается Невилл, встряхивая головой и словно отгоняя наваждение.
Мы выходим из спальни, потом — из гриффиндорской гостиной, где нервно переминаются с ноги на ногу в ожидании подруг несколько наших однокурсников, и начинаем спускаться вниз. Я поступил, как мне велела Гермиона — зелье оказалось и впрямь чудодейственным. Я точно могу не бояться, что оглохну — уши как будто закрыли какими-то защитными пластинками. Я прекрасно слышу голоса друзей — но радостные вопли, которые слышатся уже на подходе к галерее, ведущей к Главному залу, не оглушают.
— Рон!
— Гарри! Невилл!
— Ребята!
— Девчонки!
Два огненно-рыжих смерча вырастают как из-под земли, и вымахавшие чуть не под два метра ростом Фред и Джордж сгребают нас в медвежьи объятия.
— Сестричка! — проникновенно выдыхает Джордж, целуя руку Джинни, а потом хватает ее за талию и подбрасывает вверх, с удовольствием слушая, как она визжит.
— Ах, мисс Грейнджер, вы хороши, как майская роза в цвету… — начинает Фред, хлопает себя ладонью по лбу и поправляется: — Виноват, июньская! — он уже тянется поцеловать Гермиону в щеку, но на пути встречает недвусмысленно сжатый кулак Рона. Гермиона закатывает глаза:
— Ох, Мерлин, Рон… Твоя ревность…
— Это не ревность, — отказывается Рон тут же, делая невинные глаза. Джинни фыркает.
— Гарри и Луна, какой сюрприз, — ну вот, теперь и до нас добрались. — Счастливая парочка, да? А мы ни сном ни духом…
— Фред, сделайте одолжение, — немедленно начинает Рон, видя, как я против воли заливаюсь краской. Кажется, теперь понимаю… И все подумают то же самое — потому что когда у Луны умер отец, именно я о ней беспокоился… А она могла пойти с Лавинией, а пошла со мной… Черт!
— Одолжение? Какое, брательник? — немедленно вклинивается Джордж.
— В сторону отойдем, — говорит Рон серьезно. Так серьезно, что это действует даже на счастливых сверх меры близнецов.
— Что ты собираешься делать? — перехватываю я его за руку.
— Не беспокойся. Я не скажу ничего лишнего, — говорит он мне в ухо, — не хочу, чтобы они вам с Луной персональные танцы ставили и представляли ее, как твою большую и светлую любовь.
От последнего я вздрагиваю:
— Нет уж, не надо.
— И я о том же.
Они отходят в сторону, а я замечаю, что Луна снова вздыхает, глядя куда-то в сторону. Наверное, из-за меня. Но ведь она сама согласилась, и все было нормально — еще вчера!
Пару минут спустя Фред и Джордж кивают, и все трое братьев Уизли подходят к нам.
— Всё о’кей, всё понятно, — Фред выставляет перед собой раскрытые ладони, — всё поняли. Пошли готовить сцену и акустику — двадцать раз уже с утра перенастраивали.
— Так вы с утра здесь? — удивляется доселе молчавший Невилл. — А в Гриффиндорскую башню подняться не судьба была?
— Извини, друг, но не судьба, — виновато улыбаются близнецы, отвечая хором — как в давние времена. — Столько мороки, чтобы все звучало как надо — ты не представляешь.
— Так вы же не музыканты! — негромко говорит Луна. Кажется, громогласный Фред не должен был ее услышать, но он мгновенно поворачивается и отвечает на удивление вежливо:
— Нет, не музыканты. Но если звук будет фонить, хрипеть или просто откажет пара колонок и пропадет стереоэффект, спрос будет с нас — как с ди-джеев, которые всем этим рулят. Так что увидимся на празднике! Время, кстати, уже без десяти. Двигайте в зал, до скорого!
Они убегают, перебрасываясь шуточками между собой, а мы стоим, чувствуя, что выбрались из-под цунами.
— Заводные у тебя братья, — наконец фыркает Невилл. — И здорово за этот год изменились — в школе такими пробивными вроде не были.
— Развернулись, — с завистью смотрит вслед скрывшимся близнецам Рон. — Ладно. В зал так в зал. Давайте Гарри в середину, чтоб его на сувениры не порвали.
У меня такое чувство, что это не праздник по поводу победы. Это выпускной — мой личный выпускной, потому что ничто с завтрашнего дня уже не будет таким как раньше. Даже окончание Хогвартса не будет для меня таким знаковым. Я прощаюсь с собой — тем, каким был. Два последних дня прошли — можно честно признаться — в ожидании этого вечера, в безвременье. А сейчас все кончится. Мое настоящее как «Мальчика-который-выжил» станет прошлым, а вчерашние горести и неуверенность закроются лаковым глянцем настоящего, потому что я смог. Я справился. Я сделал то, что должен был сделать. И смогу в последний раз — не посмотреть, не оглянуться и не сорваться. Я глубоко вдыхаю. Да. Это мой день.