Я жду тебя, стоя в свете дня,
Но ты прячешься за цветом ночи…
Пожалуйста — выйди из цвета ночи…
Песня кончается, хотя я уже почти не слышу слов из-за бешеного биения сердца. Я знаю все, что можно было сказать в этом тексте.
— Отвяжитесь, Поттер, лучше пойдите еще потанцуйте! У вас отлично получается, не понимаю, что вас отвлекло! — Снейп тянется к бутылке на столе. Ай да Гермиона. И правда виски. Что, он сидит тут один весь вечер и пьет?
Я хватаю его за запястье и с вызовом бросаю в лицо:
— Ревнуешь?
Он вырывает руку:
— Поттер, отойдите по-хорошему.
— А то что? — интересуюсь я, прищуриваясь.
— А то пожалеете.
— Да ну? — я запрокидываю назад голову и смеюсь, — попробуйте. Мне все равно.
Его взгляд останавливается на ордене, приколотом к моей рубашке. Ох ты — я и забыл. Быстро меня друзья отвлекли. Я одним движением сдираю его — так, что ткань трещит, и Снейп смотрит на меня в недоумении:
— Что вы делаете?
— Не хочу, чтобы вы отвлекались на посторонние предметы, пока я с вами разговариваю, — говорю я нагло, засовывая орден в задний карман джинсов. Он машинально прослеживает движение:
— Поттер, это награда.
— Мне все равно. — Мне и в самом деле наплевать. — Вы выйдете — или попросить со сцены?
Он очень неприязненно смотрит на меня, и я поднимаю брови. Ну да, я могу. Ты знаешь. Когда доводят, я и не такое могу.
Снейп медленно встает со стула и оценивающе смотрит сверху вниз:
— Куда?
— Куда угодно, где не так орет музыка, остальное неважно.
Он мгновение медлит, а потом направляется к двери, из которой обычно появляется на завтрак. Не замешкавшись ни секунды, я следую за ним. Уже поймав дверь плечом, я оборачиваюсь — многие смотрят нам вслед. Я захлопываю за собой тяжелую створку. Весь волшебный мир счастлив. Вот пусть и упиваются этим. А я попробую впервые сделать хоть что-то для себя.
* * *
В коридоре не темно, как я вначале опасался. Здесь тусклый свет редко попадающихся факелов. Снейп запирает за нами дверь, чтобы не сунулись любопытные, и делает приглашающий жест:
— Говорите.
От резкого перехода к тишине я на какой-то миг теряюсь.
Мнусь, не решаясь поднять глаза, и жду, когда он пройдется по поводу моей внезапной застенчивости на фоне недавних воплей. Но Снейп молчит. Я откашливаюсь и начинаю совсем не так уверенно, как собирался:
— Сэр… пожалуйста, поверьте — я не пьяный. Я выпил совсем немного, и это было часа два или три назад. Поэтому…
Он хмыкает в знак того, что слышал меня, но ничего не говорит. Тогда я вскидываю голову. Если не сейчас, то никогда — это понятно без объяснений.
— Сэр, вы сказали, что делали все, что делали — ради меня… Вы так сказали два дня назад. Я запомнил.
— И что? — можно подумать, я сказал какую-то несусветную чушь. Его голос мог бы заморозить — но меня сейчас обжигает.
— Тогда скажите мне только одно. Зачем это надо было вам? Лично вам? — В тишине не слышно даже дыхания. Напряжение заставляет меня ежиться. — Сэр? — я настойчиво всматриваюсь в его лицо и пытаюсь разглядеть хотя бы проблеск эмоций. Ничего.
— Поттер, я сказал вам, ради какой цели я действовал. Личные мотивы моих поступков вас не касаются, — голос бесстрастен, и это выводит из себя больше всего:
— Касаются, раз спрашиваю. И буду спрашивать, пока не получу ответа. Я имею право знать — вы не находите? — имею право быть в курсе причин, по которым вы со мной спали. Потому что из благотворительности просто не получилось бы. Вы меня хотели. Я помню. И тогда вы ничего не имели против моего присутствия.
— Поттер, вы сами слышите в своих словах прошедшее время?
— Не сбивайте меня с толку…
— Вас и сбивать не надо. Все кончилось. Потому что кончилось время действия нашего уговора. Чего ради вы вытащили меня сюда и задаете бессодержательные вопросы?
— Потому что мне плохо! — кричу я в полный голос и подскакиваю к нему, сжав кулаки. Кажется, однажды я на него так уже кидался. — Мне плохо — а тебе что, хорошо? Да? Я видел, как хорошо! Сидел там и пил! Не надо врать, что тебе неинтересно, о чем я говорю! Это неправда!
Снейп вздрагивает от того, как я ору. Не думаю, что от смысла слов — скорее решил, что я на его глазах двинулся рассудком.
— Поттер, — чуть ли не впервые в жизни я слышу не злость, не гнев, а подлинную тревогу, — вы мелете чушь!
— Да, я мелю чушь! Как всегда! А ты врешь! Потому что я вспомнил — там, в зале, пока шел к тебе! Я вспомнил, Северус, а ты не имел права не сказать мне — я ведь мог забыть навсегда!
— Что именно вспомнил? — он отступает, а я на полшага придвигаюсь. От меня, наверное, сейчас даже пахнет болью, я чувствую, что лицо сводит гримасой, которая… которая его пугает.