— Останься.
Снейп коротко качает головой, и я закрываю глаза. Я и не надеялся. В наступившей тишине следующие слова заставляют меня распахнуть глаза и уставиться на него так, что от напряжения больно веки.
— Могу взять с собой.
Наверное, на моем лице слишком много всего разом написано, потому что он фыркает:
— Это не романтическое предложение. Это прививка от наивности. Когда ты увидишь, где я живу и поймешь, что у меня совершенно нет для тебя времени — поскольку лето я намерен потратить на продолжение своих научных изысканий и на поиски работы…
Я не дослушиваю — делаю шаг вперед и обнимаю так, что у него, наверное, ребра хрустят. И молчу. Прячу лицо в складки мантии, чувствуя, что нос заложен и совсем не дышит, и никак не могу оторваться. Он тоже меня обнимает — и обнимает крепко, но мне все равно мало. Мне было слишком плохо в последние дни, чтобы я мог отстраниться или почувствовать судорожность, которая сменяет вежливую сдержанность его объятий. Наверное, он понял, что я его не выпущу.
— Я не сбегу, — говорю я наконец вместо «спасибо». — А если… прививка от наивности не поможет… Ты выгонишь меня? — Скажи нет, скажи нет, скажи нет, умоляет внутренний голос в такт стучащему сердцу.
— Я что-то слышал о студентах, которые глупы настолько, что по вечерам аппарируют домой, вместо того чтобы наслаждаться студенческим братством в своих гостиных, — его губы касаются моих волос, почти невесомо, наверное, он думает, что я не чувствую. Я прерывисто вздыхаю.
— Отпусти меня, — говорит Снейп мягко — я слышал подобный тон раз или два: когда он говорил мне о том, что геем быть не стыдно и когда утешал во время приступа. Я молча мотаю головой, вжимаясь еще сильнее. — Отпусти, — повторяет он, проведя рукой по моей спине. — И иди разожги камин в спальне, чтобы прогрелась.
— А ты… что будешь делать? — я боюсь, что он куда-нибудь исчезнет.
— Отправлю сову на Кингс-Кросс, — отзывается он.
— Зачем?
— Чтобы заказать второй билет, — слегка иронично говорит Снейп, все-таки отцепляя меня.
— А. Ну ладно, — соглашаюсь я, на всякий случай не отходя больше чем на шаг. На его губах появляется тень улыбки:
— Ты решил контролировать мои перемещения?
— Нет, — я трясу головой, — просто… Вдруг ты передумаешь.
— В отличие от сумасшедших гриффиндорцев, я отличаюсь верностью единожды принятым решениям, — Снейп проходит к столу.
Ну да — в самом деле. Наверное, всем решениям, которые не касаются меня. Я — иррациональная составляющая его жизни. Надеюсь, надолго.
— Смотри, сам не сбеги, — как будто читает он мои мысли.
— Скорее я сведу тебя с ума.
Он резко оборачивается:
— Все такого же высокого мнения о собственной привлекательности, мистер Поттер? — я слышу в тоне незлую насмешку. Ну да — кому как не ему знать о моей неуверенности.
— Я имел в виду, сведу с ума своим постоянным присутствием, — уточняю я.
— Не надейся. У меня хороший иммунитет.
В груди внезапно делается тепло. Как будто он что-то… что-то пообещал мне. Я киваю. Иду в спальню и ловлю себя на том, что улыбаюсь. Губы, кажется, забыли, как это делается, и плохо слушаются.
Минут двадцать спустя Снейп входит в комнату. Здесь тоже нет ни ковра, ни стоп журналов, которые лежали на столике, но в камине разожжен огонь, а на кровати сижу я. Он окидывает помещение взглядом и задерживает его на покрывале:
— Пойдешь спать к себе?
Я застываю, чувствуя, как почти судорогой сводит плечи:
— А должен?
— Судя по тому, что постель не разостлана, оставаться здесь ты не собираешься.
О Мерлин. Так пугать. Я вскакиваю с кровати и тащу с нее покрывало. И пока старательно складываю его, соединяя углы, слышу за спиной:
— Не бойся.
После заминки я киваю и продолжаю свое занятие.
Мы ложимся — я даже не пытаюсь казаться невозмутимым и молча зарываюсь лицом в подушку, вдыхая запах хвойного масла и его волос. А потом отодвигаюсь на край, стараясь не думать о том, что хочу его. Так хочу, что в ушах звенит. Но не можем же мы… вот прямо сейчас…
Его рука ложится мне на талию, притягивая ближе, и я чувствую, как меня пробивает дрожью. Он слишком давно меня не обнимал. Слишком давно. Я прижимаюсь к нему плечами, спиной, бедрами, даже ногами. Кажется, я почти могу кончить только от этого. Его губы касаются моей шеи — это больше, чем я могу выдержать, стон вырывается сам по себе. А его чуткие пальцы уже скользят по моим ребрам, по животу, пробираются в плавки — и обхватывают член. Я тут же закидываю руку назад, притягивая его, ощущая напряженные мышцы спины и то, как сильно он прижимает к себе мои бедра. Несколько движений — и я кончаю, вцепившись зубами в подушку, чувствуя, как горячо глазам. Он продолжает удерживать меня — и как только способность двигаться возвращается, я трусь об него, показывая, что все чувствую. Призывая разделить удовольствие. Он с присвистом втягивает воздух, пока я неуклюже сдергиваю с него боксеры. Мои трусы отправляются следом, а потом он начинает разминать тугое кольцо моих мускулов теплыми пальцами. Он давно во мне не был — может быть больно, но я не боюсь. С ним я ничего не боюсь — главное, чтобы он был. Одна ладонь массирует мои ягодицы, время от времени возвращаясь к входу, другая лежит у меня на груди — ему, наверное, слышен стук моего сердца. Наконец даже от этой подготавливающей ласки я ощущаю, что по телу снова проходит дрожь возвращающегося возбуждения. Как он может сдерживаться так долго? Я подаюсь назад, чтобы встретить горячий член, прижатый к моей пояснице, и слегка подтягиваюсь вверх, чтобы ему было удобнее.