— Магия, — пожала плечами профессор МакГонагалл.
— Всего лишь слово! Я не могу строить на его основе новые предположения! Это всё равно что сказать «флогистон», или «жизненный порыв», или «эмердженция», или «сложность»!
Профессор МакГонагалл засмеялась:
— И всё же это магия, мистер Поттер.
Гарри поник головой:
— Со всем уважением, профессор МакГонагалл, но мне кажется, вы не понимаете, что я пытаюсь сделать.
— Со всем уважением, мистер Поттер, но, скорее всего, не понимаю. Впрочем, извините, есть одна догадка. Возможно, вы хотите овладеть всем миром?
— Нет! То есть, да, то есть, нет!
— Думаю, мне бы стоило встревожиться из-за ваших затруднений с ответом.
Гарри с грустью вспомнил о Дартмутском семинаре 1956-го года, первой в истории конференции по вопросам искусственного интеллекта. В качестве ключевых вопросов участники выделили: понимание языка, самообучение и самосовершенствование компьютеров. Они абсолютно серьёзно предполагали, что десять ученых смогут достичь существенных результатов по данным вопросам, если будут работать вместе в течение двух месяцев.
«Так. Не унывать. Я только приступил к разгадке всех тайн магии. Фактически, ещё неизвестно, слишком ли это сложная задача для двух месяцев».
— И вы действительно ни разу не слышали о волшебниках, которые задавали подобного рода вопросы или проводили подобные научные эксперименты? — снова спросил Гарри. Для него это казалось столь очевидным.
Хотя, с другой стороны, прошло двести лет с момента изобретения научного метода познания, прежде чем кто-то из маглов-учёных решил провести системное исследование пределов понимания четырёхлетнего ребёнка. Учёные могли бы заняться этим вопросом ещё в восемнадцатом веке, но никто не удосужился обратить на него внимание до двадцатого столетия. Так что нельзя обвинять волшебников, которых гораздо меньше, чем маглов, в том, что они не занимались исследованием чар извлечения.
МакГонагалл снова пожала плечами:
— Я по-прежнему не уверена, что вы понимаете под «научными экспериментами», мистер Поттер. Как я уже говорила, я видела маглорождённых учеников, которые пытались применить магловскую науку в Хогвартсе, и, кроме этого, каждый год создаются новые чары и зелья.
Гарри покачал головой:
— Технология и наука — совершенно разные вещи. Пробовать различные подходы и ставить эксперимент, чтобы обнаружить закономерности, — не одно и то же. Многие пытались изобрести самолёт, создавая конструкции с крыльями, но только братья Райт построили аэродинамическую трубу. Кстати, сколько маглорождённых учеников поступает в Хогвартс ежегодно?
МакГонагалл на мгновение задумалась:
— Приблизительно десять.
Гарри оступился и чуть не запутался в собственных ногах.
— Десять?
Население магловского мира составляло более шести миллиардов. Если считать, что Гарри — один такой на миллион, то в Нью-Йорке — 12 таких же умных мальчиков, а в Китае — тысяча. Вполне нормально, что в мире маглов есть 11-летние дети, которые могут делать сложные вычисления. Гарри знал, что он не единственный. Он встречал и других гениев на олимпиадах по математике. И чаще всего с треском проигрывал своим соперникам, которые наверняка целыми днями решали математические задачи, никогда не читали научную фантастику и которые сгорят от своей науки до пубертатного возраста и ничего не добьются в жизни, потому что будут использовать известные подходы вместо того, чтобы научиться мыслить творчески. (Гарри был из числа людей, тяжело принимающих поражение).
Но в волшебном мире...
Десять маглорождённых в год, переставших получать обычное образование в одиннадцать лет? И хотя МакГонагалл могла бы приукрасить ситуацию, она утверждала, что Хогвартс — крупнейшая и самая знаменитая школа волшебства в мире — обучала магии... лишь до семнадцати лет.
Профессор МакГонагалл без сомнения прекрасно знала, как превратиться в кошку. Но она никогда не слышала о научном методе. Для неё это была та же магия, только магловская. И ей даже не было любопытно, какие тайны может скрывать кошель, распознающий естественную речь.