— Извините меня, — сказала она, когда они подошли ближе.
— Простите меня за... — начал Гарри в тот же самый момент.
Они замолчали и посмотрели друг на друга, девушка коротко засмеялась.
— Я не хотела, чтобы из-за меня у вас были проблемы с профессором МакГонагалл, — и заговорщицки добавила, — надеюсь, она обошлась с вами не слишком строго.
— Делла! — возмутилась МакГонагалл.
— Мешочек золота, — потребовал Гарри у своего кошеля и, отсчитав пять галлеонов, посмотрел на продавщицу.
— Не волнуйтесь, я понимаю, она строга, потому что любит меня.
Он отдал девушке галлеоны, а МакГонагалл пробормотала уже ненужное:
— Один Набор Целителя Плюс, пожалуйста.
Оставалось только удивляться, наблюдая, как кошель с расширенным отверстием поглощает аптечку размером с портфель. Гарри против воли задумался, что будет, если залезть в кошель, ведь единственный человек, способный вызволить его оттуда — он сам.
Гарри был готов поклясться, что услышал тихое урчание, после того как кошель закончил... есть... с таким трудом добытую покупку. Это определённо должно быть частью чар. Альтернативную гипотезу было слишком страшно обдумывать; впрочем, Гарри не мог даже предположить эту альтернативную гипотезу. Он повернулся к МакГонагалл:
— Куда дальше?
Профессор указала на магазин, который, казалось, был сделан из плоти вместо кирпичей и покрыт мехом вместо краски.
— В Хогвартсе разрешено держать маленьких животных. Вы, например, могли бы приобрести сову, чтобы отправлять почту...
— А я могу заплатить кнат или около того и взять сову на прокат, если мне понадобится послать письмо?
— Да, — ответила МакГонагалл.
— Тогда мой ответ — решительное нет.
МакГонагалл кивнула и как бы мимоходом поинтересовалась:
— Могу я спросить, почему нет?
— Однажды у меня жил камень. Он умер.
— Вы считаете, что не сможете позаботиться о своём питомце?
— Смог бы, — ответил Гарри, — но тогда меня бы целый день мучил вопрос, накормил ли я его, или он медленно умирает от истощения в своей клетке, пытаясь понять, куда же делся его хозяин, и почему нет еды.
— Не позавидуешь сове, забытой подобным образом...— сочувственно сказала МакГонагалл. — Что же она будет делать?
— Вероятно, сильно проголодавшись, она начнёт выбираться из клетки или коробки с помощью когтей. И, скорее всего, безрезультатно.
Гарри вдруг прервался, а МакГонагалл продолжила всё с тем же сочувствием в голосе:
— И что же случилось бы с ней после этого?
— Извините, — сказал Гарри. Он взял МакГонагалл за руку и мягко, но настойчиво повёл её в очередной закоулок (после всех увиливаний от доброжелателей, эта процедура стала привычной). — Пожалуйста, используйте тот приём с квиетусом.
— Квиетус.
Голос Гарри дрожал:
— Сова не олицетворяет меня, мои родители никогда не запирали меня голодным в чулане, у меня нет подсознательного страха, что меня бросят, и мне не нравится ход ваших мыслей, профессор МакГонагалл!
Ведьма посмотрела на него:
— О чём вы говорите, мистер Поттер?
— Вы думаете, — Гарри было трудно говорить об этом, — что я был жертвой жестокого обращения?
— А вы были?
— Нет! — крикнул Гарри. — Никогда не был! Думаете, я дурак? Я знаком с понятием насилия над детьми, я знаю о недопустимых прикосновениях и прочих подобных вещах, и, если бы со мной случилось что-то подобное, я бы вызвал полицию! И рассказал школьному директору! И посмотрел номера государственных организаций в телефонном справочнике! И сказал бабушке и дедушке, и миссис Фигг! Но мои родители никогда ничего такого не делали! Как вы смеете предполагать подобное!
МакГонагалл смотрела на него с олимпийским спокойствием:
— В мои обязанности заместителя директора входит расследование возможных признаков жестокого обращения с доверенными мне детьми.
С каждым словом гнев Гарри всё больше выходил из-под контроля, превращаясь в чистую, тёмную ярость:
— Даже не думайте сказать кому-нибудь хоть слово из того, что вы наговорили! Никому, вы слышите меня, МакГонагалл? Подобные обвинения могут уничтожать людей и разрушать семьи, даже если родители были абсолютно невиновны! Я читал об этом в газетах! — Голос Гарри становился всё выше, превращаясь в крик. — Система не знает, как остановиться, она не верит ни родителям, ни даже детям, которые говорят, что ничего не было! Не смейте угрожать этим моей семье! Я не позволю вам разрушить её!