Юноша приподнял голову, изнывая от боли в позвоночнике и шеи и увидел. Увидел как там, в самом конце комнаты, вместо очередного выхода, стоит золотой трон. Это был трон не чета тому, который стоял в Букенгемском дворца. Трон Букенгема, казался деревенской табуреткой, по сравнению с этим Королем Тронов. Одного лишь золота здесь было столько, что можно было прокормить всю Африку и еще останется для помощи Южной Америке. И это не считая драгоценных камней, которые сияли в количестве несметном, сравнимом лишь с тем, сколько звезд выкатывает каждую ночь на чистый черный небосвод. А ведь есть еще историческая ценность...
Но Герберт не обращал внимания на трон, он смотрел на того, кто сидел на нем. Это был скелет, обычный скелет, не мумия или еще чего, а костяной весельчак, настолько древней. Что кости его уже пожелтели, и не было даже ни ниточки дорогой одежды, в которой он в последний раз воссел на свой игристый-желтый стул. Руки его были скрещены на манер всех мертвых фараонов, а глазницы, эти пустые чертовы глазницы, даже после смерти смотрели с вызовом и презрением.
И Геб рассмеялся своим самым обычным смехом, который можно было спутать с весенней капелью. А стены эхом вторили ему, беснуясь в диком хохоте.
-Да чтоб меня завалил какой-то вековой трупак... — вдруг прохрипел лежащий парень. — Я, мать ваших фараонов и цариц, Герберт, епта, Ланс из Скэри-разорви-эту-дыру-Сквера!
И Проныра поднялся, поднялся на негнущиеся ноги, дрожа как осенний лист на шквальном ветру, поднялся и пошел. Пошел качаясь, сжимая зубы, до крови из десен, сжимая палочку до крови из ладони, но все же пошел. Он упал, разбив нос о камень, сглотнул кровь из десен и губ и снова поднялся. И снова пошел, скрипя всем, чем можно было скрипеть, стонал на все лады, и проклинал все и даже то, чего бы никогда не проклял.
Он падал и хрустели кости, но вставал и стонали жилы. Лицо его было покрыто кровью, губы разворочены, как после поцелуя с «железным конем» (п.а. пыточный инструмент), а он все шел, чередую падения и подъемы. Когда же до трона оставался всего шаг, Проныра вновь упал. Но на этот раз руки не слушались его, ноги не подчинялись, а позвоночник, казалось, и вовсе исчез из тела.
Пройдя весь этот путь крови и боли, Ланс пал ниц перед ступнями мертвеца, перед его троном из золота и камений. Пал ниц перед всем, что ненавидел всей душей, перед всем, что олицетворял и этот долбанный стул и труп, сидевший на нем.
И вы думаете, в этот момент в Лансе проснулась что-то, что могло бы сдвинуть все горы и повергнуть любого, самого сильного врага? Или что ему явился один из его далеких предков и вручил тайное знание? Или что открылись шлюзы вселенной и самая магия втекла в избитое и израненное тело волшебника? Нет, ничего этого не произошло.
Лишь две минуты минуло. Лишь сто двадцать щелчков на разбитых часах... Ланс, открыв глаза, взревел как раненный бизон, он зубами вцепился в свою руку и прокусывая её до самого мяса, стал подниматься. Сквозь боль, застилающую взор, сквозь крики сухожилий и плач мышц, сквозь мольбы разума остановиться и позволить сердце прекратиться биться, сквозь дикий холод старухи с косой, Гею поднялся на колени, а потом сделал рывок.
Мелькнуло смазанное пятно и вылетел сжатый кулак, устремившийся в черепушку мертвеца. И лишь коснулись окровавленные костяшки древней материи, как та рассыпалась прахом, не создавая ни единого препятствия. Ланс, не имея ни шанса справиться с инерцией, плюхнулся на трон, выбрасывая в воздух облако костяной пыли.
И вновь забегала секундная стрелка, а потом прозвучал юношеские смех. Хотя, пожалуй, в этом смехе слышались нотки человека, который успел чуть повзрослеть, потому что кое-что понял. Понял о Хуфу, о Флитвике и, что важно, о себе.
Хуфу, величайший фараон, был первым человеком, простым человеком, который одолел Темного Лорда. Мечом он поверг всю мощь магии тьмы и черноты. И он ушел, ожидая равного себе по силам противника. Противника, который преодолеет всю мощь магии, и сразиться с ним — с Хуфу. И Ланс преодолел. Он, самый слабый ученик курса, прошел через Высшую магию всех стихий, сразился с существом, которое невосприимчиво к этой самой Высшей Магии, а потом еще и разнес на молекулы самого фараона.
Мог ли Геб забрать с собой этот трон, или хотя бы самый маленький камень? Трон — вряд ли, камень — конечно, ведь это была его добыча. Но сегодня он получил приз куда более желанный, нежели бренчание золота и шуршание купюр.
Чего хотел Флитвик, не произносивший ни слова на «занятиях» от юного ученика? То, чего никак не мог достичь и понять сам ученик. Флитвик хотел выжечь из юноши страх, страх перед своей слабостью и силой других магов. Тех, которые заклинание увелечение способны разнести стол и древнюю кладку под ним, или с помощью чар отталкивания проломить свинцовый лист в пол метра толщиной. Флитвик хотел донести до Геба, что тот не обязан выживать — тот может побеждать.