— Вижу ты не убежал, — улыбнулся слизеринец.
Первокурсник сперва замотал головой, а потом захрипел, это движение явно доставило ему немало боли.
— Хочешь расскажу? — глаза паренька зажглись еще сильнее и, кажется, ему не нужно было согласие, так как он и сам начал свой рассказ. — Они в меня гнойниками, а я в них ватными. Потом бац, хрясь, я одного укусил, а тот что блонди, в ухо мне двинул, так я ему между ног вмазал, как сестра учила. А сестра у меня магл, чемпион среди юниоров по кикбоксингу! Это такой спорт, там и руками и ногами можно! Потом блонди вылетел, я со здоровяками смахнулся, они меня скрутили и давай накидывать лещей. Но я вывернулся, снова укусил и ослиные уши стал накидывать, в обоих попал! Но потом блонди меня чем-то оглушил и я уже ничего не помню, очнулся здесь. Мадам Помфри говорит, что я бестолочь и что поправлюсь только через неделю.
Ланс, слушая этот путанный, горячий рассказ, только сильнее растягивал свою пиратскую улыбку.
— Орел! — вынес он вердикт. — Ну как, больше не будешь стрематся всякой швали?
— Неа, — сверкнул глазами Хаффлпафец.
Ланс хотел что-то еще сказать, но тут раздался строгий возглас.
— Минута вышла!
Проныра поежился. Помфри могла и сама на койку отправить. Нужно было следовать букве уговора.
— Ну, герой, поправляйся, а мне надо идти, пока Большая Медведица не переломила мне что-нибудь.
Ланс вытянул вперед правый кулак. Сперва мальчишка не понял к чему это, а потом, с кряхтением, протянул свой кулак и приложил его к Гебовскому. Проныра кивнул и уже хотел задвинуть ширму, как услышал:
— Спасибо, BigBro.
Герберта словно пыльным мешком ударило. В голове вдруг закружились слова, звуки, ритмы, образы, и Проныра понял, что должен срочно взять в руки гитару.
— Не за что, Орел, — на автомате произнес он.
Ланс задвинул ширму и бросился мимо ошалевшей Помфри. Он стрелой промчался по коридорам, ветром взвился по застывшем лестницам, ураганом пронесся среди шуршавших гобеленов и блестящих доспехов. Он бежал так быстро, что портреты могли различить лишь яркую красную вспышку, приведения видели лишь огненную стрелу, а люди не видели и вовсе ничего.
Всего за пару мгновений, когда еще даже не успела дрогнуть секундная стрелка, Ланс, вспотевший, покрасневший, тяжело дышавший, оказался перед кабинетом своего Учителя. Он дрожащими, взмокшими руками нашарил в кармане ключ, со второго или даже третьего раза попал им в замочную скважину.
Щелчок и распахнулись двери. Геба обдало жаром этого места. Даже после ухода хозяина, здесь навсегда осталась весна с её горячими, страстными объятьями истомившейся по ласке любовницы. Герберт позволил этому ощущению захлестнуть себя с головой, позволил пожару проникнуть в каждый уголок, напитать каждую клеточку. А потом, захлопнув за спиной двери, он метнулся к гитаре.
Ланс буквально вырвал Малышку из цепких лап футляра. Он схватил со стала чистый лист пергамента и перо. Юноша обмакнул его в надколотую чернильницу и перо замелькало в его урках. Оно разбрасывало кляксы, оставляло помарки, но юный волшебник не обращал внимание на это. Он лишь видел образы, заключая их в словесную форму. Но не заковывая в кандалы, а лишь придавая направлении, давая возможность для свободного полета.
Вскоре образы сменились звуками, и Герберт записал и их. Он записал их все, ведь там были не только гитарные, а еще и другие, такие незнакомые, но столь же известные и любимые. Через какое-то время, когда замызганный пергамент обзывался строками слов и «шифром музыки», Ланс тронул струны гитары.
А вместе с пальцами, задрожали и губы — Герберт позволил образом покинуть его, выйдя через легких, потом выше — по трахеи, там через горло и наконец слететь с языка и губ. Алых, горячих губ будущего Короля Рока.
Ланс был готов петь от радости, но он и так пел, пел, а его музыка вновь обрела цельность. Но кроме того, она стала завершенной, очерченной, такой, какой юноша всегда мечтал её видеть. Герберт Ланс снова имел счастье играть, и теряться в игре не ища недостатков и огрехов. Быть может они — недостатки и огрехи и были, но сейчас это было не важно. Это никогда не было важно. Только звук, только миг, только слова, только полет.
Музыка закончилась и Ланс отдышался. Горло саднило и было сложно дышать. Но все же юноша улыбнулся и протолкнул:
— Спасибо, профессор, — произнес он «ритуальную фразу».
И, быть может почудилось, а может так оно и было, но юный волшебник услышал в отзвуках, доносящихся эхом от гитарных тонов, играющих на стенах, как некто в последний раз произнес «ритуальный ответ»: