Стол, за которым сидели слизеринцы, взорвался громкими криками и аплодисментами. Ланс приметил, как Малфой победно стучит по столу золотым кубком. И тут же отвел глаза: ему не понравилось это зрелище. Этот белобрысый засранец и мизинцем не ударил, чтобы помочь факультету. Только своим эго козырял, да и очки с него слетали постоянно за неуважение и оскорбления.
— Да, да, вы прекрасно потрудились, — произнес Дамблдор, обращаясь к сидевшим за столом Слизерина. — Однако мы не учли последних событий.
Зал затих. За столом Малфоя улыбались уже не так радостно. Дамблдор громко хмыкнул. Ланс после этого фортеля поддоном почувствовал — сейчас будет еще тот фейерверк.
— Итак, — продолжил он. — В связи с тем, что в свете последних событий некоторые ученики заработали некоторое количество очков... Подождите, подождите... Ага...
Дамблдор задумался — или сделал вид, что задумался.
— Начнем с мистера Рональда Уизли...
Уизли побагровел и стал похож на жопу гамадрила в брачный период.
— ...за лучшую игру в шахматы в истории Хогвартса я присуждаю факультету Гриффиндор пятьдесят очков.
Крики, поднявшиеся за столом, где сидел алые, наверное, долетели до заколдованного потолка. По крайней мере, звезды на потолке задрожали. Проныра отчетливо слышал, как один из рыжих, обращаясь к общественности, безостановочно выкрикивает:
— Это мой брат! Мой младший брат! Он выиграл в заколдованные шахматы МакГонагалл!
Что он, мать его, выиграл? Какие, к дьяволу, шахматы? Наконец снова наступила тишина.
— Далее... мисс Гермиона Грейнджер, — произнес Дамблдор. — За умение использовать холодную логику перед лицом пламени я присуждаю факультету Гриффиндор пятьдесят очков.
Дэнжер закрыла лицо руками. Слизеринец не сомневался, что она расплакалась. За столом грифов творилось что-то невообразимое — за одну минуту факультет заработал сто очков.
— И, наконец, мистер Гарри Поттер, — объявил Дамблдор, и в зале воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая исключительно смешками Геба-Проныры. — За железную выдержку и фантастическую храбрость я присуждаю факультету Гриффиндор шестьдесят очков.
Поднявшийся шум оглушил Ланса. Все, кто умел считать и одновременно хрипло вопить, уже поняли, что у Гриффиндора теперь четыреста семьдесят два очка. То есть столько же, сколько и у Слизерина. Они почти выиграли соревнование между факультетами. Если бы Дамблдор дал львам еще одно очко...
Дамблдор поднял руку. Зал начал затихать.
— Храбрость бывает разной. — Дамблдор по-прежнему улыбался. — Надо быть достаточно отважным, чтобы противостоять врагу. Но не меньше отваги требуется для того, чтобы противостоять друзьям! И за это я присуждаю десять очков мистеру Невиллу Долгопупсу.
(п.а. Конец выдержки)
Зал взорвался, в воздух взлетали остроконечные шляпы, и каждый считал своим долгом потормошить, пожать руку или похлопать по плечами Золотое Трио. Невилл же и вовсе впал в кому и стал изображать Роденовского Мыслителя. За столом Слизерина повисла тяжелая, гнетущая тишина, а Снейп смотрел на Дамблдора как на врага народа. Кажись, у Сальноволосого отобрали любимую игрушку — золотой кубок.
Зеленые шипели на всех тональностях, проклинали кого только можно проклясть, но больше всех разорялся Малфой. Таких крученых оборотов Проныра не слыхал даже ночью пятницы в порту при разгрузке корабля. Такое впечатление, будто у Драко член оторвали, и теперь он разочарован обреченностью дальнейшего существования.
Все, кто носил змеиный герб, были в трауре, и лишь один Ланс, ловя на себе взгляды, полные превосходства, метаемые в его сторону Золотым Трио, понимал, что не все так гладко. Что-то укрылось от его цепкого взора, что-то было ненормально в этой истории с Квиреллом. Возможно, мальчика, как и остальных, попытались обдурить и сокрыть что-то. От всей этой катавасии тянуло гнильцой, той самой, когда тебе откровенно врут, да еще и эта десяточка Лонгботтому. Нет, Ланс не был в обиде на директора, ему все так же было плевать, кому достался кубок, но Дамблдор не стал бы давать балы за воздушный пшик. Если начислил пухляку, значит реально было за что. А эти формулировки, все страньше и страньше. Запах дерьмеца буквально затуманивал мысли мальчика. Он должен, просто обязан обмозговать эту ситуацию как следует и докопаться до сути. В конце концов, у него ведь на руках вся информация, по крупинкам собранная за год. Осталось только свести её воедино. Но этим он займется послезавтра, потому что завтра последний день, когда можно поваляться на холме, да и вообще — ответ никуда не денется, как и очередная тайна. Куда спешить-то? Право, не война же завтра начнется.