18 декабря 1972 года, утро
— Нет-нет-нет! — взвыл Эйвери. — Мадам Помфри, я здоров, пожалуйста, отпустите меня, я не буду переутомляться, обещаю, я даже погулять схожу, только выпустите меня отсюда!
Колдомедик что-то ворчала, накладывая на пациента диагностирующие заклинания. Сам Эйдан в больничной пижаме на коленях сидел на койке, молитвенно сложив руки. Если его задержат здесь ещё на сутки, он погиб, ведь целый день он проспит, накачанный зельями. Либо, что ещё мучительнее, ему просто запретят читать и писать.
— Так и скажите, мистер Эйвери, что у вас свидание в Хогсмиде, — недовольно сказала мадам Помфри. Сам Эйдан забыл не только о существовании Хогсмида, но и о том, что сегодня с утра суббота, а через шесть дней — Рождество, однако, воодушевлённый подсказкой, энергично закивал.
Поджав губы, колдомедик изучала результаты диагностики, и Эйвери заранее отчаялся, подумав, что эта ситуация — происки Локи.
Однако спасение пришло с неожиданной стороны. Двери Больничного крыла распахнулись и вошла девочка-младшекурсница с нашивкой Гриффиндора на мантии, рыжая, длинноволосая, пылающая то ли гневом, то ли решимостью. Держа за руку, она тащила за собой на буксире какого-то мальчишку, который прижимал к носу насквозь пропитавшийся кровью платок.
— Мадам Помфри! — громко позвала она. — Мадам Помфри! Я не могу остановить кровь, помогите!
Колдомедик бросилась к детям, усадила мальчика на свободную койку, а Эйвери, поняв, что это его шанс, задёрнул ширму и схватил свою одежду, которая, вычищенная и выглаженная домовиками, висела на стуле.
— ...Это было какое-то заклинание! — эмоционально объясняла девочка. — Я точно видела!
Эйвери, в одних трусах и носках, не попадая пуговицами в петли, застёгивал рубашку.
— Кто это сделал? — допытывалась мадам Помфри.
— Никто... — гнусаво ответил ей мальчишка, который, судя по звуку, ещё не отнял от носа платок.
— Это были Поттер и Блэк! — гневно воскликнула девочка, и Эйвери представил, как она складывает руки на груди и откидывает назад гриву рыжих волос. Сам он как раз залезал в штаны и ботинки одновременно.
— Вот так... а теперь вот так... — ласково повторяла мадам Помфри, вероятно, накладывая какие-то заклинания. — А сейчас посидите, я принесу Кроветворное.
Эйвери дождался, пока скрипнет дверь в кабинет колдомедика, и вылетел из-за ширмы, которая эффектно взвилась за его спиной. На бегу он застёгивал брючный ремень.
Девочка от неожиданности ахнула, а мальчик хмуро обернулся в его сторону. Эйвери скользнул взглядом по бледному лицу и мгновенно узнал черноглазого заучку со своего факультета.
«С каких это пор змеята дружат со львятами?» — удивился он.
— А вот и зель... Мистер Эйвери, куда же вы?! — воскликнула колдомедик, появляясь в дверях кабинета. Эйдан прибавил скорости, выскочил из Больничного крыла и припустил по коридору.
18 декабря 1972 года, вечер
Эйвери уже плохо понимал, который час и какой вообще день. Вырвавшись из Больничного крыла, он помчался на завтрак, а затем — в подземелья за своей сумкой, молясь, чтобы не встретить по дороге Долохова, который обязательно потащил бы его в Хогсмид. У выхода из замка уже выстроилась очередь из желающих попасть в деревню, завхоз Филч проверял у всех разрешения, а в начале очереди староста шестого курса Слизерина ругался с ним:
— Мистер Филч, мне не нужно разрешение, я в Хогсмиде живу, вы меня каждый месяц выпускаете домой!
К счастью, Антонина Эйвери не встретил, наверное, тот убежал ни свет ни заря с какой-нибудь хаффлпаффкой: их, млеющих и боящихся возражать, он любил больше всего.
Шарахаясь от подрагивающего света факелов, Эйдан сбегал в подземелья и обратно и засел в библиотеке за уже облюбованным столом.
На обед он не пошёл, ужин тоже пропустил, но голода не замечал. Слева от него лежали восемь четырёхфутовых свитков, исписанных и исчерканных по всех длине, — всё, что он успел за эти два безумных дня. К вечеру мозг упорно пытался отключиться от череды однообразных задач: запомнить слово, найти в словаре, записать перевод. Если кеннинг — попробовать разгадать. Если имя — распознать. Если сложный синтаксис — попробовать составить нормальное предложение.
Чернила подходили к концу, ломалось уже третье перо, а испачканные кляксами пальцы нещадно болели, но Эйвери вгрызался в текст Эдды, подобно роющей ход землеройке.
За окнами стемнело, но он этого не видел, со всех сторон окружённый стеллажами. Над его головой зажглась лампа, чуть покачивающаяся на цепи от дуновений ветра под потолком. Руны жутковатым хороводом плясали у Эйвери перед глазами, складывались в отдельные слова: «наказание», «огонь», «Локи». Эйдан не боялся. Затёкшие плечи и боль в спине и руке волновали его куда больше, чем ещё не обрушившаяся на него кара. Около семи вечера он выбрался из своего закутка и встал, оглядывая столы, за которыми занимались младшекурсники. Отдельно ото всех сидел заучка-слизеринец, обложившийся книгами. Он вздрогнул и резко поднял голову, когда Эйвери остановился над ним. Эйдан уже понял, что этот мальчишка пуглив и недоверчив, а потому доброжелательно улыбнулся.