Толстой Владислав
Фанфики к Альтернативе маршала Тухачевского
Беседа Лазаревой с фрондирующими писателями
Квартира Ахматовой огромна - великая Поэтесса переехала сюда к мужу, в двадцать четвертом. Сейчас - вся ее целиком. Были соседи, вся семья погибла в Блокаду. Жилплощадь даже больше, чем у нас с Михаилом Петровичем в Москве, и зелень за окном - а вот отчего-то ощущение, давяще-затхлое, как в склепе! Впечатление, что мы с Люсей попали в сектантскую молельню, атмосфера нетерпимости к любому мнению, кроме принятого здесь, создает ощущение почти физической духоты, хочется распахнуть настежь окна, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Давит на психоэнергетическом уровне, создавая ощущение сильнейшего дискомфорта. Сильнее всего эта атмосфера чувствуется не в коридоре, а в комнате, когда мы туда вошли. Это была гостиная - красный плюшевый диван, обеденный стол со стульями посреди, белый кафельный камин, с потолка свисает лампа с красным абажуром. И хозяйка сидит в кожаном кресле, как на троне, вполоборота к двери. Выглядит моложе своих шестидесяти лет, из-за короткой мальчишеской стрижки, на ней простое синее платье, из-за цветового эффекта дополнительно ее стройнящее и добавляющее ей строгости. На диване двое - талантливый Писатель, импозантный седой мужчина, и его дочь, сорокалетняя дама с лицом английского типа, при виде которого хочется убрать подальше овес - в мире 'Рассвета' приобрела известность отнюдь не литературными трудами, а оголтелым антисоветизмом, ставшим ее профессией.
Выдержав паузу, хозяйка повернула голову. Узнала меня. На лице ее за какую-то секунду сменились, первоначальное равнодушное высокомерие, промелькнувший на долю секунду испуг, и наконец, истинно королевское холодное презрение.
- Лева, ты кого привел? - произнесла она, растягивая слова, как с французским прононсом - эта женщина присутствовала на моих допросах! И вы посмели, прийти сюда, в эту квартиру? Вон!
Она царственно вытянула руку, указывая на дверь. Как истинная королева - нет, пожалуй, уже свергнутая королева в изгнании! Что же, от Анны Андреевны этого следовало ожидать - дама волевая, этого у нее не отнять. И мне надо ее не сломать, нет - мне требуется сделать ее пусть не нашим искренним союзником, это вряд ли возможно, но, хотя бы нейтралом. Задача до крайности непростая, именно для меня - если мужчины, как правило, спокойнее относится к более успешным собратьям, то с женщинами все совсем иначе. Проще говоря, реакция стареющей, одинокой, глубоко несчастной женщины на молодую, красивую, очень многого добившуюся в жизни даму, вдобавок, счастливую в браке (женщины такие вещи чувствуют на подсознательном уровне, безошибочно и мгновенно - точно Вам говорю!), определяется негативными эмоциями. Сила этих эмоций у нас в таких случаях нередко такова, что они пересиливают не только трезвый расчет, но, случается, даже инстинкт самосохранения. Поэтому мой единственный шанс добиться успеха - филигранно работать на ее слабостях, и, при этом, не дать ей даже намека на повод выплеснуть неприязнь ко мне. Конечно, куда лучше было бы отправить к ней мужчину или кого-то вроде 'товарища Брекс', но, Льва Николаевича курирую лично я, так что перекладывание своей работы на кого-то станет нарушением неписаных 'правил игры'.
Что же поделать, это часть моей работы.
Говорю ей спокойно, глядя как на человека, равного мне, но, без малейшего вызова:
- Анна Андреевна, у англичан есть поговорка 'Даже кошка может смотреть на короля'. Что же касается людей, то, что в европейской традиции, что в русской, даже приговоренному к смерти злодею предоставляется последнее слово. Я предлагаю Вам побеседовать - просто побеседовать, не более того. Вас эта беседа ни к чему не обязывает - можете считать ее просто разговором случайно встретившихся в трамвае людей.
Во взгляде Ахматовой мелькнула почти незаметная искорка интереса - неприязни там было намного больше, но, слабенький интерес все-таки появился. Отлично, начало получилось - будем 'раздувать из искры пламя'.
- Позвольте представиться - Лазарева Анна Петровна, инструктор ЦК ВКП(б), работаю в отделе идеологии и пропаганды. - говорю я - В мои служебные обязанности входит и работа с интеллектуальной элитой нашей страны. Именно поэтому я и присутствовала на вашем допросе, Анна Андреевна - мне надо было понять, что Вы за человек, как с Вами говорить, и имеет ли смысл это делать вообще. И если с Львом Николаевичем ситуация более или менее понятна, то Вы для меня, после прочтения вашего дела, оставались 'хомо инкогнита'.
- Позвольте узнать, почему мне такая честь? - автоматически ощетинился Лев Николаевич Гумилев - похоже, это у него происходило рефлекторно.