Чуть смещаем ситуацию: берём холопа и объявляем его вольным. Возможно? — Вполне, по «Русской Правде» — 9 кун за регистрацию. Тогда имеем не раба, а соратника. Выдаём аристократку за одного из ближников. Александр Македонский так всех своих гетейросов переженил. Вообще — стандартный элемент становления новой власти.
Ничего нового: один из советских офицеров, возвращавшихся после взятия Берлина, попал в женский эшелон. Эшелон следовал в Карлаг — фрицевы жёнки — женщины, осуждённые за сожительство с немцами. Офицер, большой ценитель и знаток, рассказывал:
— Никогда не видел столько красавиц разом. Оккупанты и генералитет пользовались лучшим женским материалом.
Хоть — «оккупантом» меня в «Святой Руси» назови, хоть — «генералиссимусом», но своих «пособников» надо обеспечить «лучшим материалом».
У Аннушки, помимо молодости и приличной мордашки с фигуркой, есть ещё одно положительное и очень ценное для Руси свойство: она боярыня. То есть, такая жена — награда. Типа ордена. «Анна на шее» …Не, вот такой фанфик — делать не будем.
— Тогда предлагаю выдать её за Потаню. Мужик без женского тепла совсем извёлся. Пашет он здорово, но на износ. Надо дать ему собственный дом. И наградить за его труды. Показать, что мы — ценим и понимаем. Чтобы и остальные за ним тянулись.
Почему именно Потаня? — А больше и нет никого подходящего. Мои все ближники живут на казарменном положении. Но у Потани хоть тяга к своему дому есть.
Аким вскинулся сразу:
— Сдурел?! Что несёшь-то! Ты ж подумай головёнкой-то: она — боярыня, он — холоп! Какая промеж них может свадьба-женитьба! «В робу — холоп, в холопа — роба» — забыл, что ли? Похолопить вдову смоленского боярина, самого княжьего кречетника?! Да меня ж на куски порвут, заклюют до смерти! Вдовица ко мне за защитой пришла, а я на её ошейник надел! Да и не пойдёт она.
— Аннушка сделает то, что я велю. Женить надо быстро, поэтому венчание с попом отложим до лучших времён. Оглашение сделаем. Потаня волю себе уже давно выслужил. Я объявляю ему вольную, снимаю ошейник. Ты объявишь их мужем и женой. Всего делов.
— Слышь, Ваня. А может её за твоего Ивашку выдать? Человек-то верный…
— Ага. Плакать будут трое: Аннушка за старым да толстым мужем, Ивашка за молодой да горячей жёнушкой и я, за ними двумя.
— Индо ладно. В воскресенье и сделаем. Сам скажи им.
Сия метода — женить людей своих, хоть бы и безродных, на девицах да вдовах родовитых не было моим изобретением. Однако же, стала весьма могучим средством переустройства «Святой Руси». Сплетающаяся уже три столетия сеть из 10 тысяч «вятших» семейств, роднившихся и кумившихся промеж себя, всё менее пускавших в свой круг людей новых, пришлых, хоть бы и выдающихся, была мною разорвана. Ибо женщины этих сословий во множестве выдавались за моих людей. «Вятшим» же приходилось искать себе жён среди простолюдинов. Оттого и связи между родами, из века в век свадьбами скрепляемые, ослабевали.
Глава 241
Я только поднялся из-за стола, собираясь объявить Аннушке об ожидающей её судьбе, как со двора раздался истошный крик:
— Пожар! Горим!
Никогда не приходилось наблюдать за людьми в самом начале пожара, в момент объявления о событии? Мгновения паузы, иногда вестник даже закрывает за собой двери. Чтобы как-то отделить, отдалить очаг возгорания. Потом мгновенная вспышка активности. Ещё нет страха, скорее любопытство, азарт. «Побежали-побежали».
Мы тоже, как и все нормальные хомосапиенсы, побежали на этот крик.
Горела кузня Прокуя.
Хорошо — прибежали вовремя. Не в смысле таскать вёдра с водой, а в смысле таскать по двору взбесившегося «кузнечика».
Прокуй визжал, верещал и рвался внутрь полыхающей кузни, но я успел ухватить его за рубаху. Дальше парень разрывался сразу на три части: спасти что-то особо ценное из пламени, набить мне морду и порвать в куски парнишку-поддувальщика.
Толстячок стоял в сторонке, плакал своими коровьими глазами, но с места не сходил, даже когда Прокуй ухитрился вырваться из моих рук и начать колошматить парня.
— А…! Ты…! Раззява! Руки — кривые и морду такой счас сделаю! Навоза кусок! Соня! Жопа!
Когда я в очередной раз оторвал «кузнечика» от «груши для битья» с коровьими глазами, Прокуй накинулся на меня:
— Ты! Всё из-за тебя! Идиот в гривне! Шапку получил — последние мозги вытекли?! Дай горн, дай горн… И этому… куску навоза… качать велел… Этот… убью-ю-ю падлу… Ну что ты бельмами лупаешь?! Заснул стоя! Мехи качал и докачался. Искра, видать, окалина какая… а он дует и дует… Мехи первыми же полыхнули… Всегда горн выметал начисто. Всегда! Батя за любую крошку… а сегодня ты заявился, драться начал. Я озлился и ушёл. А этот… а эти…