Наконец, я прижал Прокуя головой к своему плечу и он, подёргавшись, просто разрыдался. Как и положено очень обиженному ребёнку. У которого — «всё пропало».
— Вань! Я столько всякого сделал! А оно всё погибло. Из-за этого…
— Эй, парень, ты про осьминога слышал?
Прокуй поднял на меня заплаканное лицо. Подумал, было, что я собираюсь опять какие-то глупые шуточки шутить. Но я — серьёзно.
— Кузня сгорела — это очень грустно. Но ты подумай про осьминога. Представляешь — каково ему. У него и ноги из ушей, и руки из жопы, и жопа с ушами, и голова в жопе… И ни чего — не жалуется. И я не буду. И тебе не советую.
В здешних краях осьминогов не видали, но про них слышали. Народ вокруг дружно загрузился, пытаясь вообразить себе в деталях: каково это когда всё из одного места. Кузня полыхала как костёр на Иванов день. Тушить её было бесполезно — там ещё остатки угля, да и само строение высохло до звона. Лишь бы на соседние постройки не перекинулось. Их и поливали из вёдер, приносимых с колодца.
С шумом и облаком искр завалилась правая стенка. Вместе с часть горна. Прокуй судорожно всхлипнул.
— Спокойно, Прокуеще, спокойно. Горн давно надо было новый делать. С нормальной топкой под сводом, с охлаждаемой фурмой, трубу повыше и вытяжку дополнительную. Глинище, откуда на этот горн глину брали, я видел. Нормальная глина, жёлтенькая. Сделаем тебе новый горн. Инструмент… он же у тебя железный. А ручки деревянные плотники поставят быстро.
— А мехи? У меня там ещё батин мех стоял…
— А мехи… А нафига тебе мехи? Я тебе такую хрень забабахаю… Даже и кусок навоза стоя не заснёт!
Народ начал расходиться: пока пепелище не остынет — разборка остатков откладывается.
Пока отпаивали валерьянкой «кузнечика», делали примочки «поддувальщику», потолковал с подмастерьем — мужик, вроде, толковый и разумный: рассказал, что из спешных заказов — «зависло».
Ну, естественно, Ольбег прибежал с горящими глазами — как оно всё так здорово горело! А он тут стоял, а там вдруг ка-ак пыхнет… А оттуда как — столб пламени… А с той стороны как рухнет…!
Любава подошла, чуть щёчкой к плечу прижалась, в глаза посмотрела, улыбнулась. И побежала Фофане на ожоги перевязки накладывать. Странно: дебил же последним на пожар пришёл, а всё ж где-то ухитрился обжечься.
Уже собирали и сортировали обгоревшие железяки, когда я добрался до своей «утятницы для свиноматки». Конечно, её раздавило при обрушении горна, но два куска в ладонь каждый — я нашёл. И пошёл к Акиму хвастать. Должна же у меня быть сегодня хоть какая-то радость!
— Вот. Поглядите-ка. Что скажите?
Аким взял в руки один из кусков моего фарфора, покрутил и раздражённо бросил на стол.
— Хрень какая-то. Камень белый. Лучше б ты насчёт новой кузни подумал.
Яков продолжал крутить свой кусок, внимательно приглядываясь, поворачивая к свету то — поверхностью, то — изломом. Тёр пальцем, стучал ногтем. Даже лизнул и на зуб попробовал. Потом подозрительно уставился на мою радостную физиономию.
— Помнишь, Аким, того перса, который от нас пытался на Припяти убежать? Ну, которому ты обе руки прострелил? Чашка у него было. Тоненькая — на просвет видать. Мы потом из неё ромейское вино пили, пока Рыжий Лука спьяну топором не разрубил.
— И чего?
— Разруб помнишь?
— Яков, ты охренел совсем! Сколько лет прошло! Я, что должен каждый битый за жизнь черепок — помнить?!
Яков продолжал внимательно разглядывать излом черепка, достал ножик, поскрёб, постучал-послушал.
— Ну что ты хрень всякую ковыряешь! Там настоящий фарфор был, из-за Степи, а здесь…
— Северный белый?
Чего? Не понял я. А вот Аким понял.
— Да уж. Точно не Южный селадон.
Ребята, а вы с кем тут разговариваете? «Селадон», сколько я помню, у французов — «пастушок, изнывающий от любви». В русской литературе — просто похотливый старый козёл из вида хомосапиенсов.
— Почему?
— Потому что белый.
Ну вот, я — спросил, Аким — ответил. Всё сразу стало понятно…
Так, загоняем молотилку на личную свалку по второму кругу. И забуриваемся глубже. Бурим-бурим… И находим.
В эту эпоху в ходу два типа фарфора. На юге Китая делают более древний зелёный фарфор. Зелень — от глазури. Смысл — сделать подобием столь любимого китайцами нефрита. Природного камня не хватает, вот и лепят заменители из глины.