Попик, услыхав знакомые напевы, отвалил — ему сегодня работы выше крыши: над ключницей и бабулькой молебны петь. Бабулька-то того, преставилась. Сердечко у неё… Местный плотник уже домовины строит.
Хорошо, когда есть готовые наработки: отвечаешь не задумываясь. «Два гроба всегда иметь про запас» — правило моё народу уже возвестили.
«Верховая дворня» кучкуется — соображают, как бы место ключницы поделить. Хорошую я им приманку подкинул: они же уверены, что мы банкет для Акима отгуляем и свалим. Они останутся, и будут жить-поживать, как и раньше.
Не, ребятки, тут пришла «индейская изба» в моём лице: что моё — то моё. Я уже решил эту усадьбу себе забрать, у меня на неё уже планы планируются.
Что забрать — решил. Теперь бы понять — как…
Аннушка — существо настолько наивное, что моих хитроумных построений просто не поймёт. Напущу на неё страхов — она испугается. И — побежит к ближникам. Пойдёт звон да трёп. Ей-то потом будет плохо. Но она этого не в состоянии сразу предвидеть. А потом — будет уже поздно. Нет ничего, о чём бы она не разболтала.
Может, жениться на ней? Ради приданного… Ага, рекламная акция «два в одном» — женишься на усадьбе и невесту в придачу бесплатно…
Скоро набегут родственники с клириками, начнут вставлять… Именно, что «палки в колёса». Дальше будет конфликт с участием светских и церковных властей. Конкретно: князь Ромочка Благочестник и епископ Мануил Кастрат. При таких судьях — я проигрываю. Таков реал «Святой Руси».
А как у нас с виртуалом? Хома Брут, например, ничего из своего виртуала не рассказывал. А ведь было что:
«Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством — что выразило ее задрожавшее лицо — обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хому. Наконец, остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.
… гроб вдруг сорвался с своего места и со свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух… грянулся на средине церкви и остался неподвижным. Труп опять поднялся из него, синий, позеленевший…».
Я ещё размышлял над вредом пьянства применительно к Хоме Бруту, когда до ушей моих донёсся скрип. Кто-то, явно стараясь не шуметь, ходил наверху, в часовенке. На короткое время шаги стихли. Потом чуть слышно заскрипело дерево лестницы, ведущей в подземелье…
Факеншит, однако… Нехорошо мне как-то… Тревожно чего-то…
Сквозняк, вдруг взявшийся откуда-то, прошёлся по язычкам пламени на свечах. Две, стоявшие на земле у углов саркофага, мигнули, потрепетали и выровнялись. Две других, прилепленные у аналоя, погасли и зачадили, выпуская тонкие струйки тёмного дыма. В усыпальнице резко потемнело.
Скрип наверху прекратился, стало тихо. Абсолютно тихо. «А вдоль дороги — мёртвые с косами стоят… И — тишина».
Во блин! Хорошо, что я атеист. А то — точно бы испугался. Сильно. А так… — не сильно. Как там Васька Буслаев говаривал:
Дур-рак! Ни ножиков в безрукавке, ни гвоздодёра в торбочке… Даже дрючок свой оставил! Чего-нибудь такого… потяжелее в руки…
Я лихорадочно пошарил вокруг — ничего такого… убойного. Бли-ин! Подхватил Псалтырь, шагнул в сгустившуюся темноту подземелья к стенке у входа. Пытаясь одновременно поднять воротник своей однорядки, натянуть поглубже на голову тёмную шапку, вжаться в стенку склепа и поднять повыше эту здоровенную книгу.
Выражение: «прочесть от доски до доски» применительно к здешней литературе не является иносказательным. Доски — обложка… Между ними — толстые листы пергамента… А главное: медный оклад. Украшения, окантовочка… Святая книга. И — тяжёлая.
Нечто козлиное, с острым горбом, судя по тени, отбрасываемой на стену в полутьме, едва рассеиваемой двумя оставшимися свечами, задерживающее дыхание и от этого периодически громко всхрапывающее, всунулось в дверь на уровне пояса. Подёргалось из стороны в сторону, явно что-то вынюхивая. И, как-то удовлетворённо хрюкнув, не увидев меня возле аналоя, начало продвигаться внутрь, одновременно перетекая через порог и становясь всё выше.
Тут я не выдержал. И поступил по совету покойного коллеги Брута:
«- Что ж, — сказал он, — чего тут бояться? Человек прийти сюда не может, а от мертвецов и выходцев из того света есть у меня молитвы такие, что как прочитаю, то они меня и пальцем не тронут».