В. Бирюк
Фанфики
Часть 41. «Дай мне, детка, дай…»
Глава 221
Дух мой в те поры пребывал в унынии. Ощущал я себя убийцей младенцев безвинных, винил в смерти едва ли не тысячи детей во всяк божий день, кои от нерасторопности моей, от неумелости да бездельности, в чаду здешних домов заболели да сгинули. Глядя на какую молодку, лихо торгующуюся с рыбниками иль взахлёб злословящей с товарками своими, задавался я вопросом: сколь младенцев она схоронила по моей вине? Сколь ещё схоронит?
Уныние — грех смертный. Потому и тоску свою тщился я превратить в деяния, причину её устраняющие.
От сего происходило непрерывное самого себя подгоняние да похлёстывание. Всё задуманное да начатое мечталось исполнить в скорости, лучше бы — завтра. А наипаче — вчера.
Для такой моей беспокойности ещё две причины были.
Одна — тело моё полудетское. Ибо известно, что кровь молодая побуждает к действиям быстрым, поспешным. Сказано же о юнцах: «жаждут они всего и немедля».
Другая же — прежняя жизнь моя, где люди хоть и не стали думать скорее, но пространства преодолевались куда как быстрее и от того события всякие случалися чаще.
Подгоняемый сам, подгонял я и людей, и дела свои. Время же, как давно сказано — деньги. Торопишься — плати. Денег же взять было неоткуда — всё, что давала вотчина Рябиновская — там же и тратились. И завсегда было мало. А потерпеть, пождать… сил души моей на то не было.
Поход к Чернигову за «тайной княгиней», был, правду сказать, неудачен. «Золото княжны персиянской» забрать не вышло. Сиё приводило меня в бешенство: надобно тут, а оно там без толку валяется.
Теперь же понимаю: ангелы меня хранили. Кабы приволок я то золотишко, то и, ничтоже сумняшись, спустил бы его за пару лет, привыкши при всякой нужде в погреб лазать да очередную блестяшку на торг нести. А казна-то любая — не без дна. Вот бы она и кончилася. А у меня хозяйство раскручено, каждый день: «давай-давай». Навык-то из казны брать да давать — есть, а навыка казну наполнять — не было бы. А так-то у меня с самого, почитай, начала была нужда изыскивать всякие… возможности. Для своих потребностей.
Едва находил я надобное для одного своего дела, как подхлестываемый самим собою, начинал новое. Теперь и для него денег сыскать спешно требовалось. Оттого образовалась у меня привычка жить не от имеющегося, а от желаемого. И для желаемого — потребное каждый день изыскивать. Навык сей за время «Рябинского сидения» утвердился накрепко. Да и то сказать — по сю пору каждый год Русь бюджет с дефицитом составляет, а исполняет — с профицитом. От того и меняется Русь быстрее иных стран. А навык так жить — вот с тех, с Рябиновских времён.
Моё острое желание убраться из «стольного города» оказалось невозможным исполнить быстро. Были обязательные дела торговые, были дела ритуальные — «по вежеству».
Кроме того, я — дурак. Я это уже говорил? — От повторения истина не ветшает.
Я отбился от необходимости боярской дружины. Радость-то какая! Только… «дьявол кроется в мелочах».
Конкретно: на сборы являться не надо, выставлять дружину установленного образца — не требуют, нас на войну не позовут.
А вот все правоохранительные функции за Акимом остаются. Он же теперь «столбовой боярин». Я уже объяснял: боярин отвечает за правопорядок в своём владении. Отвечает владением, шапкой и головой. Нужны полицейские силы.
Я могу поиграть с личным составом, численностью, экипировкой, выучкой, но — должно быть. И — быстро. «Вчера». Крайний срок — «завтра».
Начинаю с простейшего — экипировка. Полтора десятка кольчуг — полторы сотни гривен. Это после трёх дней яростного торга и оптовой скидки. А что вы хотели? 18–20 тысяч колец, половина — сварены, половина — склёпаны… Да их просто правильно собрать — через ряд, четыре в одном… Теперь пошли шлемы выбирать. Лет двести назад святорусские шлемы склёпывали из нескольких частей. Теперь, в середине 12 века, делают штамповкой с последующей выколоткой. Трудоёмкое занятие. Ну и цена… Сколько я там за цацки «самой великой княжны» получил? Осталось хоть что?
Моя «жаба», принцип: «с паршивой овцы — хоть шерсти клок» привела к тому, что Благочестник учетверил Рябиновскую вотчину. Снова «жаба»: если есть моя земля — должны быть насельники. Сами по себе эти гектары-десятины дохода не дают. Народу надо ещё вдвое против нынешнего — у меня там болот много, так плотно, как вдоль реки — не расселишь. Два ста новых смердячьих семейств…
Нормальный боярин — 10 лет льготы дали же! — сел бы на пенёк у дороги и не спеша, глядя на проходящие мимо переселяющиеся крестьянские общины… или поговорив в разных местах со смердами…
Как обычно в рекламе — требуемый результат даёт один разговор из сотни. При соответствующих посулах, льготах, притопах и прихлопах… Спокойненько, не торопясь…
Но у меня — береста в заднице. Не торчит — горит. Люди будут смеяться… «Поспешишь — людей насмешишь» — русская народная мудрость.
Да и флаг им в руки — лишь бы были здоровенькими! А я по Раневской: «Хрен, положенный на мнение окружающих, гарантирует спокойную и счастливую жизнь».
Насчёт «спокойную и счастливую»… Мне?! Мне бы хоть какую… Без хрена — никак. Класть, класть и класть. Троекратно, как «учиться» по-ленински.
Я не хочу брать крестьян из соседних, близких к Рябиновке, селений. У них остаются завязки на прежних местах, им уйти от меня легко. Ковырял земельку в вотчине, не понравилось — перешёл на два десятка вёрст — там ковырять будет.
Надо брать дальних. Как? Вышел на торг да купил две сотни холопов? — От тысячи гривен кунами. Это — только за головы. Обувка, одежонка, кормёжка, проезд к месту предстоящих трудовых подвигов…
Надо брать добровольцев. А с чего им «доброволить»? У меня в вотчине «Местность течёт Мёдом и Млеком»? Очередное МММ?
Крестьян с места поднимают только война, глад, мор и пожар.
Брать городских? Эти на подъём легче. Но только на работы. На переселение… Я уже объяснял: статус ремесленника городского и усадебного — две большие разницы.
Решение, точнее: два решения — отработаны. Обдуманы, прочувствованы, опробованы.
Первое — «десять тысяч всякой сволочи». Брать надо отребье, отбросы, изгоев, извергов, маргиналов, подонков… «Пропускать через грохот», «отделять избоину»… «Предпочтение отдаётся сиротам».
Второе — по песне:
Мда… На роль «дающей детки»… я как-то… не очень. Но организовать можно. Раздачу розовых слонов и бесплатного сыра.
Сухие избы с дощатыми полами, с непротекающими крышами из деревянной черепицы, «белыми печками», полным подворьем, конём, коровой, расчищенными новинами… И, конечно, чтобы была — «женщина, которая поёт». Виноват — «которая даёт». После исполнения соответствующих церковных песен.
Чтобы всё это дать — надо это иметь. Действуем по старику Марксу: отделяем работника от результатов его труда. Называется: «эксплуатация человека человеком».
Нанимаем человечка, он делает. Потом отчуждаем продукт труда и отдаём им сделанное — ему же. В кредит. Получаем добровольного закупа или, в уже найденной мною технологии — крепостного.
Я же предупреждал: «сыр» — «бесплатно».
Но «всякая сволочь»… она же бедная. У нормального хозяина весь инструмент свой. У «сволочи»… У них даже топоров нет!
Чувствуете разницу между Демократической Россией и «Святой Русью»? — В России мужчина с топором — маньяк. На Руси мужик без топора — «законченный изверг».
О русских топорах можно писать поэмы. Начиная с того, что стандарта — «русский топор» — на «Святой Руси» нет. Есть две принципиально разные конструкции.