Цитата — по американской классике 19 века, но уже с собственным жизненным опытом: в 90-х толпы напёрсточников крутились во всех местах скопления людей в России. Очень интересно было смотреть, когда они перебирались на другую площадку: работает-то 10–15 человек. И не всегда в толпе распознаёшь подельников. Освоил я и кое-какие простейшие приёмы при работе с горошиной. Из самого примитивного: зажимаешь горошину между кончиками пальцев. Теперь на какую бы скорлупку клиент не указал — горошины там нет.
Тема организации азартных игр в «Святой Руси» мною несколько раз продумывалась. Вплоть до уровня казино с рулеткой. Но строить бизнес на этом нельзя — церковь против. А вот рывок-хапок… можно попробовать.
Из Рябиновки приволок и доску, и скорлупки с горошиной. Там было время восстановить навыки, пальчики размять. Девчушек-наложниц своих поразвлечь игрой на желания. Но реальной игры я ещё не делал.
Ну что? — Работаем фанфик в фанфике.
Велел принести реквизит. «Подсадного» у меня нет — показываю Гавриле:
— Игра требует внимательности. Нужен точный глаз. У вас-то, у воинов, он есть — кто важного не разглядел, того уже схоронили. Это вон ему, казначею, можно и глаз не открывать — слуги сами скажут.
Казначей предсказуемо лезет в бутылку:
— Ты! Молодь бесштанная! Да я…! Да мне…! Да на моём месте…! Мне за казной следить! Да я каждую мелочь вижу! На всякую лжу нюх имею! За всякой серебрушкой доглядываю! У меня глаз — острей орлиного! А ну покажь свою доску!
Клюнуло. Как гласит отечественная уголовно-финансовая мудрость: «Выпьем за лоха сладенького. Без глупости и жадности которого нам бы и хлеба купить не на что было».
Я к Гавриле:
— Дядя Гаврила! Дай денег хоть сколько. У нас ни у кого ногат да гривен нету. Всё на стол пошло. Отдам вдвое.
Момент… шекотливый. «Лучший способ потерять друга — дать ему взаймы» — народное международное наблюдение. Попросить — аналогично.
Смотрит на меня эта… «бурятская» физиономия и ничего не выражает. Послать меня… да без проблем!
Тут, редкий случай, Яков без вопроса голос подал:
— Лысый против лысого. Забавно.
Что он имел в виду — не знаю. Наверное, что при любом исходе волосы рвать неоткуда будет. Будда хрюкнул, достал кису.
И пошла игра.
Особенность: сплошной импровиз. Команды — нет, роли — не расписаны, «провокаторов» — нет, «сбросить навар» — проиграть своему — не могу. Но есть масса остроумия со стороны широких народных масс отставников в адрес казначея.
Как известно: «военный — это не профессия, это сексуальная ориентация». Сейчас отставные гридни — казначея зае… зашутят насмерть.
— Казначей! Как же ж ты казну берегёшь, ежели горошину углядеть не можешь? Куна-то по-менее будет.
— А он кунами не считает — только сундуками. А в сундуках — камни для веса наложены! Гы-гы-гы… Сундук-то, коли украдут, разглядишь?
Внешние условия почти идеальные: темновато, на доске пляшут тени от зажжённых факелов, все подвыпившие, сам игрок — поддатый и разозлённый. И гонористый. Думал над ветеранами посмеяться, пригнуть их. А тут наоборот — они посмеиваются да остроумничают. Только что меня на место ставил, теперь ему — только выиграть.
То ли — «порок», то ли — «гонор»… Плевать — дядя рвётся в игру. А ещё он точно знает — слышал только что — у меня всех денег — Гаврилина киса. Будет поднимать ставки — я скоро сам сольюсь.
Играем. Выигрыш, выигрыш, проигрыш. Народ разочаровано вопит:
— Ванька! Не сдавайся! Дави гада! Он, жлоб плешивый, за нынешний поход к Киеву нам до сих пор за овёс не выдал!
Сейчас начнут скандировать «шайбу-шайбу!». Только бы без мордобоя…
У Гаврилы в кисе несколько мелких серебрушек: куны, резаны, ногата… Я их и проигрываю. И здоровенная длинная плоская палочка с какими-то буквами, царапинами и сколами — «ветхая» гривна. Последняя, она же — единственная. Вот её и выложил:
— Ставлю в четыре гривны кунами.
Казначей высыпает свою кису. Играем. Выигрываю. Удваиваю. Дядя стаскивает перстень с руки. А я знаю что это? Ювелира звать? Да и проверять по запарке… «Самое страшное — потеря темпа» — говаривал «отец всех времён и народов».
— Играем под запись. Николай, бери складень вощёный, записывай.
Картинка… по Лермонтову:
Усов у меня нет, очков — на «Святой Руси» нет вообще, свечей — так и не принесли. А так… похоже.
Семь выигрышей подряд. Конечный результат — 256 кунских гривен. Можно было бы и дальше, но… семь — число критическое. Как-то на седьмой раз — смысл происходящего… «раздевания» доходит даже до лоха. Виноват — до казначея.
Дядя сильно переживать начал, меня за руки хватать. Кричать, что углядел как я мошенничаю… Короче, я доску на пол сбил. Чисто случайно рукавом зацепил. Своей безрукавки. Потом снова на стол выложил и на глазах у всех — скорлупки раздавил.
— А…! Ты…! Ублюдок недоношенный! Ты чего сделал?! А отыграться?!
— «Била мама сына не за то, что играл, а за то, что отыгрывался» — русская народная мудрость. Тебя, дядя, матушка твоя, видать, в детстве мало била. Игра кончилась — плати.
Дядя в ответ неразборчиво — матом, слюнями и соплями. И руками. А вот это зря: публика на моей стороне. Гости подвыпившие, хорошо разогретые. Завернули дяде рученьки, положили мордой в салат. Или что там перед ним стояло.
«Карточный долг — долг чести» — русская народная мудрость. Враньё полное — какая может быть честь у карточного каталы? Но, Вронский, например, готов не платить портному за его труд, потому что приятель проигрался шулеру (дурак), а Вронский выступил гарантом (второй дурень).
Здесь, на «Святой Руси», как и во многих древних и средневековых социумах, игральный долг обеспечивается всем имуществом игрока, включая его самого и членов его семьи. Известна история одного древнего китайского купца, который последовательно проиграл имущество, детей, жену и себя самого.
Сейчас будем на казначея ошейник одевать. Интересные имущественно-правовые коллизии возникают…
Казначей в ошейник не захотел. Охолонул малость, снял с лысины квашеную капусту и, уже внятно, сообщил:
— Ладно. Отдам. Схожу до дома и пришлю. Где баба моя? Пойду уж.
— Пойдёшь. Как долговую грамотку выпишешь. Что отдашь в три дня. А дальше — реза исполу за всякую седмицу.
— Чего?! Ты моему слову не веришь? Да я… Я казначей смоленский! Моё слово в городе — в цену с золотом…!
— Извини, дядя. Но мы люди дикие, деревеньщина-посельщина. Только из болота велезши, только с дерева спрыгнувши… Коль слово у тебя такое… золочёное, так и процарапай его на бересте. Тута вота.
Народ хихикает и подначивает. Казначей шипит и потеет. Вытирает свой голый череп, но сразу снова начинает «пускать зайчиков» — факела на мокром отблеск дают.
Пыхтит, но царапает долговую грамотку. Я прикидываю — а не сильно ли я за дядю взялся?
Оценочно баронский лен даёт в Европе около ста фунтов серебра годового дохода. В наших кунских гривнах — семь сотен. С учётом разницы в ценах — две-три сотни.
Точно не скажу, но в следующем столетии летописец стыдит бояр, которые за две сотни годового жалования служить не хотят: «говорят — мало, де, даёшь княже». И приводит в пример «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой»: раньше, в предыдущем столетии, и бояре были скромнее, и вода мокрее.