Насчёт казначейских приработков… тут только фантазии.
Вроде, не надорвётся.
Так, что я ещё из фанфика пропустил? Что-то важное… А!
Как-то я отклонился от Михаил Юрьича. Игра закончилась, скорлупки я раздавил. А жена осталась у казначея. Точнее — они с Аннушкой в её покоях болтают. Надо как-то… ближе к первоосновам, к классике, к школьной программе…
— А залог какой оставишь?
— Какой тебе «залог»? Я тут вот! Усадьба у меня — вона тама по улице! Меня тута все знают!
— Это хорошо. Поэтому и залог невелик — твоя жена. Как долг вернёшь — залог назад получишь.
— Твою… разъедрить черешней! Будь по-твоему. Но оставлю без прикрас. Покрадёте же!
Лермонтов описывает реакцию Тамбовского высшего общества второй четверти 19 века. Уже произошло и, в немалой степени, проникло в российскую провинцию «повсеместное смягчение нравов». А вот за полвека до того довольно часто чиновники с Алтая, например, отправляясь по делам в центральную Россию, занимали у сослуживцев деньги под заклад своих жён. Да и Кузьма Минин говорил, поднимая нижегородцев: «Заложим жён и детей своих». Так что, я вполне в рамках исконно-посконного.
Казначея возмутило моё недоверие к его слову, а не судьба его супруги.
Позвали казначейшу. Похоже, ей ещё не сказали о текущей ситуации. Тут он её с порога и ошарашил:
— Сымай с себя всё, дура.
— Господи! Да как же это?! Да…
— Живо, бестолочь! Это всё из-за тебя! «Поедем-посмотрим… я нигде не бываю, никого не вижу… старую подружку раз в год посмотреть-поболтать…». Дурак старый! Послушался бабских бредней! Привела-заманила в притон воровской! Серебра-то сколько потерял! Из-за тебя всё! Твоё-то и пущу в продажу первым! Голая ходить будешь! Перстни-висюльки давай сюда. Платок у тебя дорогой, платье… чоботы с Булгара привезённые. Давай-давай. А то возьмут в шелках, а вернут в дерюгàх. Тати все, шаромыжники. Гридни они… вертопрахи да шелкопёры… перекати-поле… ни отца, ни матери… набродь безродная… Как были лихи на руку, так и остались. И как это светлый князь таким золоторотцам гривну боярскую даёт…
Не по классике. Там сцена строится иначе:
Не мой случай — здешний казначей венчальное кольцо сам с жены снял и в свой кошель положил. До подходящего случая.
Продолжая злобно бурчать себе под нос, он сдёрнул с головы жены богатый платок, свернул его узелком и начал ссыпать в него её украшения: перстни, кольца, серёжки, колты, браслеты, цепочки, включая её нательный крест, подёргал и стянул шитый серебром поясок, сдёрнул с плечей вышитый по полам жемчугами летник и с головы повойник, заставил вытащить из кос вплетённые туда атласные ленты, и, таская её за волосы, сдёрнул через голову дорогое верхнее платье. С обычным для замужней женщины декоративным передником и вышитыми рукавами сложной формы.
Свернув ком тряпья, казначей отправился к выходу. На пороге остановился и, повернувшись лицом к благородному собранию, резюмировал:
— Ну, хозяева хлебосольные… ну, бояре новоявленные… Я вам этого никогда не забуду! Вы у меня кровавыми слезьми плакать будете! За такое моей чести умаление да к казначею славного города неуважение! Что б вам всем… ни дна, ни покрышки! Тьфу на вас!
Плюнул на наш порог и, с гордо поднятой головой удалился, преисполненный праведного гнева и такового же, но — возмущения.
Кое-кто из самых горячих гостей кинулся, было, вдогонку — спустить наглеца с лестницы. Но старшие товарищи лифтёров-энтузиастов остановили, и всеобщее внимание переключилось на казначейшу.
Товарищи из Тамбова не обманывали: имеет место быть пятый-шестой размер. В одну ладонь не взять. Двойной «цвайхандер». Как на рояле — только «в четыре руки». И с цветом тамбовские глазные рентгены вполне угадали: сияют «ледниками Гималаев» даже в полутьме нашего пиршественного зала. А пляшущие оттенки факелов придают этому… «горному пейзажу» жизненность и динамичность.
«Горные вершины» очень даже не «спят». А нервно туда-сюда… и долина между ними… уже блестит от нервного пота. Ещё немного… и, похоже, начнётся… «отдых». Очень активный.
«Пейзаж» всё острее воспринимается мужской частью аудитории. То есть — всеми присутствующими. И самой носительницей этих… «казбеков и эльбрусов».
После проведённой мужем экспроприации, женщина осталась в нижней рубахе — «срачнице». На мой взгляд — вполне пристойно: длина чуть ниже колена, тонкое полотно, через которое чуть просвечивают контуры тела, пара лямочек на плечах, нормальный вырез, правда, в данном случае… только частично прикрывающий… «горные вершины». Которые ещё и трясутся как в девятибалльное землетрясение.
Добавьте к этому полурастрёпанные волосы, что придавало её облику оттенок домашности, отсутствие обуви — муж забрал сапожки, выражение крайней обиды и полной растерянности на лице.
Хорошо видно, что перед нами девчонка лет 16. Мне видно. Остальным видно привычное для «Святой Руси» — взрослая замужняя женщина, «молодка». В смешной, неприличной ситуации, которой грех не воспользоваться. Хотя бы просто для… группового «землетрясения».
Первая «мисс Америка» тоже была девчушка примерно такого возраста, с переразвитой грудью и спущенными чулками. Что и привело в восторг тогдашнее жюри конкурса. Здесь вместо чулок — полусползшие портянки: муж забрал только сапожки. И здешнее «жюри» тоже… восторгается.
Она стояла, прижавшись к бревенчатой стене нашего зала, пытаясь одновременно прикрыть ладошкой свои выпирающие груди сверху и одёрнуть сорочку снизу.
Драпировок по стенам… я же говорил — пожаробезопасность. А когда она попыталась сдёрнуть скатерть с одного из столов — её руку перехватили и настойчиво попытались усадить на колени к развеселившимся гостям. Она вырвалась и отскочила к стене.
Тамбовскому прототипу и, соответственно, Михаилу Юрьевичу, было легче:
Как я уже говорил: в «Святой Руси» женщины корсетов не носят. Поэтому в обморок так регулярно не падают. Я — не улан, «в охапку» мне её не снести. Сама пойдёт. И — быстро. Потому как мы, конечно, сплошь благородное собрание, но… такое количество мужиков… приняв такую дозу спиртного… после ссоры с её мужем…
Стоило мне подойти к ней и попытаться взять за руку, как начался крик с истерикой.
Да я-то… я молчу. А она… как заорёт. Как… как недорезанная свинья с вот такими титьками…
Аж испугался. Тьфу, блин! Опять бестолочь попалася! Дура! Я ж помочь хотел!