Древний шумерский бог Гильгамеша подарил людям абстракцию — свободу. Свободу жить своим умом и своим трудом. Не подарил — выдал заработанное.
Сколько же тысячелетий шумеры, иудеи, христиане и мусульмане повторяли бессчётное число раз этот текст, прежде чем я додумался до этого смысла?
Что должно измениться в мире, чтобы нормальный средний человек, вроде меня, с отнюдь не суперспособностями, смог увидеть новый смысл в тексте, многократно пережёванном гениями предыдущих эпох? Кончилась эра «Рыб» и началась эра «Водолея»? Истина пробивается в сознание человека на стыке эпох, когда прежняя корка обычаев и понятий — рассыпается, а новая — ещё не закостенела?
А сам текст — шифровка, отправленная сквозь мглу веков?
— Запомнил, Чимахай? Ты не торопись. Подумай, попробуй найти в моих рассуждениях ошибку. Я же не поп, я же не внушаю, не проповедую, не вдалбливаю… Не кричу с пеной изо рта: «Было — только вот так!». Я соглашаюсь — «было». И спрашиваю: вы, люди-человеки, понимаете «бывшее» — вот так. Но, возможно, у «былого» есть и иной смысл? Это не вопрос к Создателю — это вопрос к созданиям. К «понимателям». К таким же людям, как ты или я. Я не обижусь, если ты не поверишь мне. Ибо я не пытаюсь «научить вере». Мне не вера нужна, а твоя способность думать. «Дорогу осилит идущий». Если мы идём с тобой из одного места, из одних предпосылок, если мы делаем одинаковые шаги — наши суждения, то мы и придём в одно место. К нашей правде, к нашему пониманию истины.
Чимахай неуверенно улыбается мне в ответ. Если мужик не свихнётся от моего богословия — толк будет. Даже если у него будут другие выводы. Главное, чтобы он понял разницу между внушением и убеждением.
Теперь, после моих игр с гипнозом, я могу использовать оба класса методов. Но внушать… подавлять психику своего ближника… Противно как-то… Как с домашним животным — внушить любовь, уважение, почитание… и подчинение. «Кинули кость — виляй хвостиком».
Если он способен думать — пусть думает.
— Вона как… Слушай, а чего они… ну остальные… может в книгах… ну… неправильно. Ошиблись типа… буковки не те написали…
— Не вздумай повторить это в монастыре. Книги, которыми мы пользуемся — «Перевод семидесяти толковников». Царь иудеев приказал перевести священные книги с древнееврейского на греческий. Корректором у них работал сам ГБ — стоял у переводчиков за спиной и проверял каждую буковку. Поэтому все 70 переводов, сделанные в разных домах необщавшимися между собой людьми — сошлись до запятой. Весь маразм, который есть в этих книгах — исключительно «прямой божественный маразм».
А теперь ещё один момент. Дабы отвести внимание от возможных ошибок переписчиков и привлечь к видимым ошибкам толкователей.
— Люди видят то, что готовы увидеть. Церковники поклоняются свои святым книгам. Но и просто прочитать написанное, если они привыкли к другому — не могут.
— Как это?! Неграмотные, что ли?! Или — слепые?!
— Нет, Чимахай. Неразумные. «Видят, но не разумеют». Посмотри внимательно слова проклятия, насланного ГБ на Адама и Еву. Все знают — это «кара господня». А так ли это? Слушай: «Жене сказал: умножая умножу… и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою». Разве это проклятие? Разве быть увлечённой, влюблённой в своего мужа — несчастие для женщины? Разве жизнь с непривлекательным, нелюбимым, противным — радостнее? Разве более слабой, чем мужчина, женщине не радостнее, приятнее оказаться под защитой более сильного? Защищаясь, тем самым от несчастий нашего мира?
— Неужели «влечение к твоему мужу» — проклятие? Неужели «сиротство» — лучше? «Век одной качаться» — «выход по божественной амнистии»? Теперь смотри, что досталось Адаму: «проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей». Помнишь, Домна такие пирожки вкусные печёт… Мы едим да нахваливаем. Антихристы мы с тобой — надо печалиться да плакаться, «со скорбью питаться». Увидишь Домну — расскажи её, что готовить обед надо из дерьма. Ибо — «господня кара». А вот ещё одна часть проклятия у нас хорошо получается: «в поте лица твоего будешь есть хлеб». У Домны-то как щец горячих навернёшь… У всех пот с лица капает.
— Хрень какая-то получается, Иване. Я вот люблю хорошо поесть. Хорошо поработав. Так я буду в гиене огненной гореть? А как жить-то?
— А по-христиански. Страдать, болеть, говеть, терпеть, смиряться, умиляться, раскаиваться… Попрошайничать. Идеал христианина — больной, ленивый нахлебник.
— Охренеть… Ой. Погоди, а ты-то сам христианин? Ты-то сам вон — крест носишь!
— Ношу. Я ещё косынку на голове ношу. Так, может, ты скажешь, что я баба? Или тебе показать да дать пощупать?
— Ой, Иване, не до шуток мне. Погоди. А бог-то есть? Ну, вообще…
Хороший вопрос. В своё время поразило, что Ленин, «громя разновидности идеализма», почти каждый раздел в «Материализме и эмпириокритицизме» заканчивает рефреном: «Эта дорога ведёт в болото поповщины». Вывод не философски-теоретический, а конкретно социально-политический.
Ницше в своём «Антихристианине» весьма истерично ругает христианского бога, но, по сути, его бесит лицемерие церковников, а не «мировой дух».
Мда, может Чимахаю ещё про солипсизм рассказать?
— Вообще… А какой он, «бог вообще»?
— Попы говорят: «Бог есть любовь».
В моё время, проповедник, провозглашающий с амвона: «Бог есть любовь», рискует услышать из паствы вполне искренний вопрос:
— А презервативы свои приносить, или вы выдадите?
Продолжая пребывать в искреннем восхищении от многозначности русского языка, можно, чуть перефразировав русскую народную мудрость, сказать: «Мы имеет ту идеологию, которая имеет нас».
Судя по молитвенным бдениям, переходившим в массовые оргии и «свальный грех» в некоторых ветвях русского раскола — связь между теологией и физиологией в русском народе всегда была прямая.
Хотя почему именно в русском? Нынешний, 12 века, русский раскол имени Изи Блескучего и Климента Смолятича, одним из своих аргументов имел скандальные развлечения тогдашнего Константинопольского Патриарха прямо в Царьградской Святой Софии.
Я клириков понимаю: зачем вести девушку в ресторан, когда и на производственных площадях все готово? Амфоры с «кровью христовой», печенюшки с «его плотью»… По «Иван Васильевич меняет профессию» — «За всё уплочено!». И, естественно: «Танцуют все!».
Кстати, бородатого анекдота о любовных играх слона с мартышками — здесь не знают. Применяем. Такой… фанфик по мотивам.
— Чимахай, ты мышь полевую видел?
— Ну.
— Не нукай. Трахнуть мышку не пробовал?
Какая богатейшая гамма эмоций на лице «железного дровосека»! Непонимание, удивление, возмущение, отвращение… Богатое воображение у парня: чуть не вывернуло, еле отплевался за борт.
— Так вот, разница в размере между богом и тобой куда больше, чем между тобой и мышкой. Попадёшься под господнюю любовь — даже ошмёток, как от той мышки, не останется.
Нет, всё-таки не сдержался, блеванул. Правда и жестикуляция у меня… выразительная. Ну и ладно, Днепр — река большая, до Чёрного моря… размажется.
— Вот я и интересуюсь: ты, Чимахай, хочешь в райские кущи? Там ведь те, кого господь сильно возлюбил.
Хорошо мужик позавтракал. Плотненько. Ещё на раз хватило. А вот мне, со всей этой суетой, поесть так и не удалось. Уже и кушать хочется…