– Его там нет, и быть не может, – зашипели вполголоса несколько граждан со странной нетипичной внешностью.
Но их никто не слушал, потому что большинство всегда право. Сказано было: «Он там есть», – значит, в это надо верить, а сомневаться могут только враги и предатели.
И только всепонимающая Жизнь, облачённая в чёрно-белую одежду шута, молча и незаметно пошла за кулисы переодеваться в разноцветный костюм клоуна, натягивая себе на лицо красный нос и примеряя парик с рыжими волосами.
Праздник подходил к концу, и скоро гусеницы серых будней должны были размазать по паркетному полу хмельной угар гостей. А именно клоун сможет хоть как-то поддержать их в густом, неумолимо приближающемся тумане грусти и тоски.
Обитель
Тот, за кем пришли
Кто был сегодня тот, за кем пришли, притащив с собой в большой базарной сумке несколько килограммов чёрной угольной темноты и жгучего на ощупь холода? Раскрыв с пронзительным и искрящимся треском молнию, они высыпали содержимое прямо на обеденный стол, за которым ещё недавно собиралась большая дружная семья, запачкав белоснежную скатерть.
– Её уже не отстирать, – подумал тот, за кем пришли, пытаясь хоть на мгновение зацепиться за маленький поржавевший крючок обыденности, чтобы побыть ещё немного с родными.
– Пора, пора! – пропели первые петухи, предательски вступив в сговор с теми, кто пришёл. Ранние птицы, не обращая внимания на слабые потуги собирающегося в путь, начали криками наотмашь колошматить по его бледным впалым щекам.
– Хватит, ну хватит, – взмолился будущий путешественник, – я уже готов! Я устал ждать! Закончите побыстрее… – прошептал, еле дыша, лежащий в постели.
– Не всё так просто, – переглянувшись между собой, гости хмыкнули и, нацепив на себя ужасные и отпугивающие улыбки, приступили к скорбному делу. Делу, которое было понятно только им и никому вокруг, а тем более тому, кто сейчас готовился.
Он оказался в данном положении впервые и не был достаточно сведущ, как это должно происходить. У кого можно было спросить? Одни остаются здесь, другие уже давно там, да и не скажут они. С ними нет связи. Он закрыл глаза, так стало спокойнее. Нацепил на себя скафандр и замер, приготовившись к полёту. Вдалеке с хрипотцой заработал двигатель. Пассажир почему-то не понял, что звук исходит из его рта. Вскинув голову вверх, он полетел…
Сначала через трубу, разившую ржавым железом и ещё каким-то неприятным запахом, от которого воротило с души. Потом – через бетонный тоннель, пахнущий сыростью и спиртом. Впереди появился свет. Такой яркий, зазывающий, наполненный магнетической силой, от которого невозможно было съюлить, прикрыться, обмануть самого себя. Где-то позади послышался плач, переходящий в истерику. Обернувшись, путешественник увидел ничем не запачканную белую скатерть на столе. Она была странно чиста, следы от содержимого сумки исчезли. На столе стояли свечка, его фотография и стопочка водки, прикрытая куском хлеба.
«Всё произошло так быстро, я даже не заметил», – подумалось ему. Если раньше сознание было нечётким, ускользающим, а куски воспоминаний просто отваливались, как ненужный хлам, то сейчас мысли пришли в норму, будто их кто-то подкрутил, отрегулировал. Настройщик был, видимо, ещё тот спец.
Заиграла музыка, которая очень понравилась тому, за кем пришли. Бах, Бетховен, Моцарт? Он никогда не слышал эту божественную мелодию. Сначала быстро, потом медленнее, потом опять быстро. Музыка словно раскачивала его душу на волнах кристальной первопричинности, в водах которой пузырьки истины поднимались вверх и лопались, не найдя ничего важнее себя.
В этот момент он не чувствовал своего тела, да и вообще ничего не ощущал вокруг. Материя перестала быть тем фетишем, которую путник ранее называл – «Я». «Я» сбросило с себя никому не нужную оболочку. Границы взгляда безвозвратно стёрлись. Теперь он мог видеть вне пространства и времени…