На одной из них было по-гречески написано «Ноис» и нарисован бородатый седовласый мужчина, похожий на античного философа. На другой кто-то изобразил Солнце и готическим шрифтом вывел – «Денкин». На третьей треугольной марке красовалась фотография Биг-Бена – английской башни с часами – с наложенной поверх громадной лупой.
Не обращая внимания на цветные ярлычки, выдохнув остатки воздуха и щёлкнув замками, «Я» начало старательно и не спеша складывать в чемодан разбросанные по комнате собственные мысли, тщательно трамбуя их в его зелёном бархатном чреве. Экономя каждый миллиметр площади, сборщик ценностей не хотел ничего оставлять на старом месте, даже самые маленькие, ничего не значащие размышления, больше похожие на потёртые носки с дыркой, чем на выглаженные модные штаны. Висевшие на стене ходики, тихонечко тикая, чтобы не мешать собираться, отсчитывали время, которое неумолимо двигалось к рассвету.
«Тик-так, тик-так…» Последние раздумья о том, в чём заключается смысл жизни, были тщательно уложены на самый верх стопки таких же мыслей, настолько глубоких, что невозможно было понять, где их начало, а где конец…
И когда иголки кактуса, росшего на подоконнике в пластмассовом стаканчике, начали впиваться в первые солнечные лучи, «Я» уже стояло возле входной двери с чемоданом. Последний раз оглянувшись на коммуналку, где с «Мы» были прожиты, с одной стороны, лучшие, а с другой – такие непростые годы, эмигрант вышел из жилища, навсегда оставив ключи на телефонном столике…
Через пару часов «Я» уже было на новом месте. Хотя, возможно, переезд занял не то семь, не то девять дней. В нашем повествовании время было только прохожим, случайно заметившим одинокую фигуру гражданина, с трудом несущего в неизвестном направлении тяжелый чемодан.
Новосёл сразу, не мешкая, раскрыл настежь окна в новом жилище и наконец вдохнул полной грудью воздух свободы, который нёс на своих крыльях сгустки разношерстной информации. Подставляя свой грациозный стан под потоки звуков и символов, квартирант пытался не впитывать их в первозданном обнажённом виде, а фильтровать через состряпанные тут же, на скорую руку, всевозможные дефиниции.
Подключая сознание к этому непростому процессу, он с чувством полноправного хозяина стал вынимать суждения из чемодана. Затем, развешивая их по шкафам и складывая по комодам, «Я» изначально пыталось разложить в своём мозгу всё по полочкам, согласно только ему известной системе. Системе, которая, может быть, даст в дальнейшем объяснение, что на самом деле является истиной, а что, в некотором смысле, ложью.
Для чего это ему было нужно? Наверное, для того, чтобы, глядя на себя в зеркало, «Я» могло называть себя «Я», без скидок на: «так повелось», «такова традиция», «в этом мире так заведено». Индивид хотел стать главной точкой, в которую стекаются потоки данных, а наружу вырывается один-единственный луч.
Возможно ли такое, если внутри неуправляемо размножаются червяки сомнений, питаясь благодатной пищей относительности всего сущего?
«В зоопарк их, в зоопарк! Под стекло – чем толще, тем лучше. Пусть там искривляются в вопросы и брызжут дилеммами. Здесь у нас должно быть всё чётко и ясно», – в ушах «Я» раздавались голоса, ещё не окончательно выветренные из прошлой жизни в коммуналке…
Вечерело. День подходил к концу. Усталый житель малогабаритной квартиры снял с себя пиджак личности и, кряхтя, уселся пить чай с малиновым вареньем прямо перед открытым окном. Во дворе носились дети с горящими глазами и молодыми сердцами. Малышня, стараясь перебегать друг друга, не представляла, что им ещё предстоит пережить то, что пережило «Я». А может быть, просто хотелось так думать? И, на самом деле, большинству людей комфортно квартироваться в коммуналке? Вместе веселее и проще, чем слоняться в одиночестве по съёмным углам с чемоданом мышлений…
Открыв врата пошире для сомнений…
